О 40% И АДСКИХ МУЧЕНИЯХ ПОСЛЕ СМЕРТИ ТЕЛА

"как эта мысль о бессмертии вообще пришла в голову людей, да ещё и не одного племени, а всех племён Земли?"

Как-как, не сразу, конечно. Сначала у рыбы начали отрастать передние ноги, выбравшись на сушу и поняв, что без второй пары - никак, пришлось отращивать задние. И только потом уже, взяв в руки палку, ей пришла мысль. Но не о бессмертии. Первой мыслью было отыскать рыбу - предка Мухина и хорошенько приложить ей этой палкой по башке. Ну, и только потом уже, возможно, задуматься о вечном.

Вообще-то, Рай и ад разнообразны.
По православному вероучению, описанные в статье Танталовые муки - достаточно точное описание одного из видов адского мучения. Видимо там - не одно на всех, а каждому своё.
С уважением.

Вот рассказ, который я сам слышал, Калликл, и я верю, что это правда.
И вот примерно какой следует из него вывод. Смерть, на мой взгляд, не что
иное, как разделение двух вещей — души и тела, и когда они таким образом
разделятся, каждая сохраняет почти то же состояние, какое было при
жизни человека. Тело сохраняет и природные свойства, и все следы лечения
и недугов: например, если кто при жизни был крупный — от природы ли,
или от обильной пищи, или от того и другого вместе, — его тело и после
смерти останется крупным, если тучный — останется тучным и так дальше.
Если кто носил длинные волосы, они будут длинными и у трупа, а если
был негодяем и его драли плетьми, и тело было мечено следами ударов —
рубцами от бича или иных каких-нибудь ран, их можно увидеть и на трупе,
эти метки. И если человек при жизни сломал или вывихнул руку или ногу,
это заметно и на мертвом теле. Одним словом, все или почти все признаки,
какие тело приобрело при жизни, заметны некоторое время и после смерти.
То же самое, как мне кажется, происходит и с душою, Калликл. Когда
душа освободится от тела и обнажится, делаются заметны все природные ее
свойства и все следы, которые оставило в душе человека каждое из его дел.
И вот умершие приходят к судье, те, что из Азии, — к Радаманту, и
Радамант останавливает их и рассматривает душу каждого, не зная, кто перед
ним, и часто, глядя на Великого царя или иного какого-нибудь царя или
властителя, обнаруживает, что нет здорового места в этой душе, что вся
она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и несправедливых
поступков, — рубцами, которые всякий раз отпечатывало на ней поведение
этого человека, — вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в ней ничего
прямого, потому что она никогда не знала истины. Он видит, что своеволие,
роскошь, высокомерие и невоздержанность в поступках наполнили душу
беспорядком и безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее
прямо в темницу, где ее ожидают муки, которых она заслуживает.
Каждому, кто несет наказание, предстоит, если он наказан правильно,
либо сделаться лучшим и таким образом извлечь для себя пользу, либо стать
примером для остальных, чтобы лучшими сделались они, видя его муки, и
исполнившись страха. Кара от богов и от людей оказывается на благо тем,
кто совершает проступки, которые можно искупить, но и здесь, и в Аиде
они должны пройти через боль и страдания: иным способом невозможно
очистить себя от несправедливости . Кто же повинен в самых тяжелых и по этой
причине неискупимых злодействах, те служат примером и предупреждением:
сами они никакой пользы из этого не извлекают (ведь они не исцелимы!),
зато другие извлекают, видя величайшие, самые горькие и ужасные муки,
которые вечно терпят за свои проступки злодеи — настоящие пугала, выставленные
в подземной темнице на обозрение и в назидание всем вновь
прибывающим. <. . . >
159
Раздел II. раткая предыстория научной парадигмы
И вот, как я уже сказал, когда Радамант увидит перед собой такого
умершего, он не знает о нем ничего, ни имени его, ни рода, лишь одно
ему видно — что это негодяй; и Радамант отправляет его в Тартар, пометив,
исцелимым или безнадежным кажется ему этот умерший. Придя в Тартар,
виновный терпит то, чего заслужил. Иногда, однако ж, судья видит иную
душу, которая жила благочестиво и в согласии с правдой, — душу простого
мужа или еще какого-нибудь человека, но чаще всего, поверь мне,
Калликл, это бывает душа философа, который всю свою жизнь занимался
собственными делами, не мешаясь попусту в чужие. Радамант отдает ему
дань восхищения и посылает на Острова блаженных. <.. . >
Меня эти рассказы убеждают, Калликл, и я озабочен тем, чтобы душа
моя предстала перед судьею как можно более здравой. Равнодушный к тому,
что ценит большинство людей, — к почестям и наградам, — я ищу только
истину и стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить,
а когда придет смерть, так умереть. <. . .>
Но, пожалуй, мой рассказ кажется тебе баснею вроде тех, что плетут
старухи, и ты слушаешь его с презрением. В этом не было бы ничего удивительного,
если бы наши разыскания привели к иным выводам, лучшим
и более истинным. Но теперь ты видишь сам, что, хоть вас и трое и хотя
мудрее вас — тебя, Пола и Горгия — нет никого в целой Греции, вы не в
состоянии доказать, что надо жить какою-то иной жизнью, нежели та, о
которой я говорил и которая, надо надеяться, будет полезна для нас и в
Аиде. Наоборот, как много было доводов, а все опрокинуты, и только один
стоит твердо — что чинить несправедливость опаснее, чем терпеть, и что
не казаться хорошим дjлжно человеку, но быть хорошим и в частных делах,
и в общественных, и это главная в жизни забота» (Платон, т. 1, «Горгий»,
523–527b).
Когда Сократ говорит: «Меня эти рассказы убеждают», — за этими
словами сразу же встает образ думающего человека, который избрал верить.
Есть две возможности: Душа после смерти или живет, или не живет. Хочется
верить, что живет, и ты волен избрать то, что захочешь. Доказать, что не
живет, никто не может, этим и завершается рассуждение Сократа.
При этом и он, и Платон очень хорошо знают цену всем мифам о
загробном существовании Души, поэтому и звучит постоянно осторожное
уподобление ими этого мифа старушечьим басням. Очевидно, поэтому же в
разных диалогах встречается несколько рассказов о том, как предположительно
должна жить душа после смерти. Суть их — в поиске закономерностей,
которые должны определять посмертное существование Души. Попросту
говоря, Платон задается вопросом: Если я избираю верить в то, что Душа
живет после смерти, то могу ли я, исходя из того, что мне известно в этой
жизни, сделать какие-то предположения о том, как она живет там? То есть,
как буду жить я после смерти?
Что он делает, чтобы ответить на этот вопрос? Во-первых, перебирает
все, что «известно» человечеству о посмертном существовании. Сводит вое-
160
Глава 3. Психология Сократа и Платона
дино все известные ему мифы, которые выглядят хоть как-то допустимыми,
исходя из разумных соображений и здравого смысла. Создает из них несколько
образов посмертного существования и пытается додумать их на основании
правила: вспомнить то, что там, исходя из того, что есть здесь.
В общем-то нам совершенно не важно, как в действительности все
устроено там и что об этом думает Платон. Если мы действительно живем
после смерти, а к тому же еще и многократно перевоплощаемся, то мы там
уже бывали или готовы к этому по самой своей природе. Для меня, как
психолога, рассказы о посмертном бытии души — это лишь условность, та
вершинная цель, которая определяет ценности этой жизни. Суть подобных
мифов вовсе не в том, чтобы действительно подготовить к жизни там. Это
ты лично можешь использовать их для своей подготовки, но общество использует
их для того, чтобы управлять поведением своих членов. Именно
отсюда: главная жизненная забота — быть хорошим мальчиком!
Первобытное общество — это общество магии, а магия — это наука
управления Силой. Сила правит миром во времена, описываемые сказками
всего человечества. Герои сказок, как герои мифов, — богатыри, люди,
которым Боги дали Силу, сделав их тем самым полубогами. Но и на них
есть узда. Как видим, Сократ или Платон изобретают ее за полтысячелетия
до христианства. Это страх перед тем, что недоступно прямой проверке. Ты
не можешь оспорить возможность загробной жизни ни теоретически, ни
проверкой. И вопрос о том, верить или не верить, оказывается на поверку
вопросом о том, быть хорошим или не быть, вести себя правильно или не
вести, быть справедливым, то есть ведающим эти правила, или не быть.
Соответственно, вполне можно сделать вывод, что психология Сократа—
Платона делится на две части: общественную, которую можно назвать
нравственной или Этикой, и личную, которую можно назвать прикладной.
Прикладной и в том смысле, что ты можешь использовать ее для работы
над собой, для самопознания и самосовершенствования, и в том,
что взрослые именно на нее опираются, когда занимаются воспитанием и
образованием детей.
Это деление очень и очень показательно. Это самая суть всей бытовой
психологии, всего воспитания, которое в нас вкладывается. Чтобы общество
было жизнеспособным, оно, в первую очередь, должно быть единым.
Чтобы оно не разваливалось, его члены должны быть управляемы. Чтобы
сделать человека управляемым, нужны очень и очень сильные рычаги управления,
потому что по природе своей человек — могучий и вольнолюбивый
Дух. Сделать его «социальным животным» — это все равно как льва увязать
нитками. Основа народной педагогики — это кнут и пряник; наказание и
поощрение; люби жену как душу, а тряси ее как грушу; бьет — значит любит.
. . Боль и ласка очень быстро записывают в книгу человеческой Души или
человеческого сознания, что высшая ценность этого мира — быть хорошим
мальчиком, хорошей девочкой. Это самое удаленное от боли место в обществе.
161
Раздел II. раткая предыстория научной парадигмы
Этой похвалой Боги, Общество, Большие выражают тебе — маленькому
и слабому — свое удовольствие от того, что ты не доставляешь им неудобств.
Ты ребенок, ты слаб и беззащитен, а они всемогущи, но они довольны тобой,
они тебе рады и, значит, тебе с ними хорошо. Ты защищен и любим.
Нравственный выбор — добро и зло — предлагается тебе в виде выбора между
любовью и лаской и болью и отторжением и закрепляется на всю жизнь, как
награда за управляемость.
Смысл этого — ты должен отказаться от своей исключительности в
пользу справедливости, чтобы общество жило. И оно должно выбить исключительность
из своих членов, если хочет выжить. Ты приходишь в мир маленьким
божком, но однажды с потрясением от первого наказания узнаешь,
что все равны перед судом, а судит общество. И что такое справедливость,
что считать справедливым, решает оно, закрепляя в обычае.
В общем-то, поддерживать обычай справедливости — разумно, поскольку,
как кажется, жить в справедливом обществе легче, чем там, где выживает
сильнейший. Вопрос, кстати, не такой уж однозначный, потому что все
общества по-своему справедливы, что равносильно тому, что справедливости
в нашем понимании нет вообще нигде, кроме нашего общества. Это вытекает
из понимания справедливости как знания правил выживания в этом
обществе. Справедливость — это всего лишь течение жизни в соответствии
с правилами или обычаями . Поэтому поддерживать справедливость — значит
поддерживать хоть какую-то определенность в обществе. По сути, это то же
самое, что и поддерживать Нравственность.
Общество может быть дееспособным и заниматься хоть чем-то, только
если ему не нужно постоянно поддерживать нравственность или порядок в
своих членах. А это возможно, только если нравственные понятия вписаны
прямо в самих людей, как в книгу, и все время с ними, все время судят их
прямо изнутри . И хорошо еще поселить туда же и внутреннего надсмотрщика,
который бы постоянно напоминал о договорах, согласиях и правилах, которые
нужно соблюдать любому члену нашего общества. Да еще и погонял бы
человека изнутри, чтобы он сам был постоянно занят выверкой соответствия
своего поведения образцам. И нет лучше надсмотрщика и погонялы, чем
страх. Страх Божий в христианстве, страх перед грядущим судом и Аидом у
Сократа и Платона.
Иное имя ему — забота о Душе, потому что ее можно испортить «дурными
» поступками, которые оставляют на Душе рубцы.
Я беру слово «дурные» в кавычки, чтобы показать его условность. «Дурные
поступки» — это те, которые совершают «плохие» девочки и мальчики.
Иначе говоря, судьей того, что есть «дурно», является общество или культура.
В каждой культуре свое понимание хорошего и плохого, в каждом обществе
свои обычаи, нравы и нравственности. Даже если эти общества одинаково
исходят из предположения, что плохие поступки портят Душу.
О чем это говорит мне как психологу. О том, что Душу портят не сами
поступки, а внутренняя оценка их как плохих. Причем, я подчеркиваю,
162
Глава 3. Психология Сократа и Платона
именно внутренняя, глубинная. Задать себе установку — относиться ко всем
своим поступкам спокойно, без осуждения или как к хорошим — не поможет.
Если где-то «глубоко в Душе» шевелится червячок сомнения, значит,
где-то «глубоко в Душе» произошла оценка и рубец от «дурного поступка»
все равно остался.

(Шевцов "Введение в общую КИ-психологию")

"Тогда почему у одних людей есть посмертные видения, а других нет?" В юношеские годы знавал я одного паренька из соседней школы с огромной вмятиной на лбу и шрамом от ожога там же. Его в детстве шарахнуло током в 6000 вольт (дугу головой "поймал"). Выжил, в УПК со мной в одной группе учился. Несколько заторможенный был, но я знавал и не травмированных поглупее, чем он. И уже, будучи взрослым, работая на производстве, узнал несколько подобных случаев, после которых пострадавшего относили на кладбище. Таких случаев знаю гораздо больше, чем с выжившими. Из выживших, кроме того парня, знаю ещё одного. Этот вообще под 10000 в попал в электровозе. Получил инвалидность, но без внешних проявлений. С электровоза ушёл, но... жив и работает. Вопрос примерно такой же: почему одни (меньшинство) после отоваривания несколькими тысячами вольт выживают, а другие (подавляющее большинство) погибают? Ведь внешнее воздействие одинаковое. Мой ответ: из-за внутреннего состояния организма. Это дело индивидуальное.

В 2013г. умер замечательный атеист Евграф Каленьевич Дулуман - советский и украинский религиовед и философ. Доктор философских наук, профессор, отлучённый от церкви (1959г.) кандидат богословия (1951г.). Заслуженный работник культуры Украины. Марксист. Известен своей деятельностью в области научного атеизма. Дулуман вёл активную борьбу с религией в виде диспутов, круглых столов, а также лекций на атеистические темы. Блестяще окончил Одесскую духовную семинарию, Московскую духовную академию. Преподавал в Саратовской духовной семинарии. Порвал с религией, был предан анафеме. Так вот в конце жизни, будучи больным онкологией 85-летним стариком, выступая на каком-то диспуте или читая лекцию, он сказал примерно так. Ни о чём не жалею, мол. К смерти готов и не боюсь её, никаких душ нет, ни смертных, ни бессмертных. Старался всю жизнь жить по совести и пользу приносить ПРИ ЖИЗНИ. "Посмертная жизнь" - это память людей о тебе. А от себя добавлю, что поиски бессмертия вне человеческого тела - это не из желания принести ещё больше пользы людям, а от страха смерти.