Безнаказанная трусость
При цитировании хроники суда над офицерами эскадры Небогатова, я обращал ваше внимание, как ураганным пожаром распространяется трусость, если трусость начинает проявлять командующий, и вы видели, как еще вчера храбрые офицеры русского флота вдруг поголовно запаниковали, как только поддался трусости адмирал Небогатов. История обороны Севастополя 1942 года являет собою вопиющий пример того, как трусливый командующий может собственной трусостью, как ураганным пожаром, в течении нескольких часов превратить сильнейшую армию в скопище паникующих толп.
Историк И.С Маношин провел огромную работу по сбору фактов обороны Севастополя чуть ли не по часам, и, благодаря его работе, можно составить представление о том, что же происходило в осажденном Севастополе в конце июня 1942 года.
Два года спустя, в мае 1944 года, войска Красной Армии выбили из Севастополя немцев. Но немецкие офицеры солдат не бросали и из Севастополя не удирали. Командующему 17-й немецкой армии и его штабу поступил приказ генерального штаба сухопутных войск Германии, выехать из Севастополя и генерал пехоты Альмендингер выехал за двое суток до окончания сопротивления немецких войск в Крыму.
А адмиралу Октябрьскому, как видите, никто приказа не давал, Октябрьский сам выпросил себе у Москвы разрешение удрать, а чтобы это не выглядело уж очень позорно, прикрыл это как бы заботой о неких очень ценных руководящих работниках Севастопольского оборонительного района.
Для начала сравним это поведение Октябрьского и Петрова с поведением командующего 6-й немецкой армии, действительно попавшей в безвыходное положение. Из окружения вывозились немецкие офицеры, которых вне окружения назначали на более высокие должности, из окружения было вывезено 30 тысяч раненных. И 24 января 1943 года Паулюсу пришла в голову мысль, о вывозе специалистов, как таковых, и он послал шифровку: «Предлагаю вывезти из котла отдельных специалистов - солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолетов станет невозможной. Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может».
Фельдмаршал Эрих фон Майнштейн, в отличие от адмирала Кузнецова, так прокомментировал это предложение Паулюса: «В связи с этой радиограммой Паулюса я хотел бы сказать об эвакуации отдельных лиц следующее. С чисто деловой точки зрения, естественно, было бы желательно спасти возможно большее число ценных специалистов, конечно, независимо от их звания. И с человеческой точки зрения понятно, что хотелось бы, и надо было стараться спасти каждого. Но эту эвакуацию необходимо было рассматривать и с точки зрения солдатской этики. Нормы солдатской этики требуют, чтобы в первую очередь были эвакуированы раненые. Меры к их эвакуации предпринимались, и эффект их в столь сложной обстановке был разителен. Но эвакуация специалистов могла быть произведена только за счет эвакуации раненых. Кроме того, неизбежно большинство эвакуируемых специалистов составили бы офицеры, так как благодаря их подготовке и опыту они представляют большую ценность в войне, чем рядовые солдаты (если речь не идет о специалистах, имеющих совершенно особую техническую или научную подготовку). Но в той обстановке, в которой находилась 6-я армия, по понятиям немецкой солдатской этики, когда речь шла о спасении жизни, офицеры должны были уступить первую очередь солдатам, за которых они несли ответственность». Соответственно, Гитлер приказал сообщить Паулюсу: «...в отношении эвакуации специалистов: фюрер в просьбе отказал».
А хроника Севастопольского позора такова. 30 июня, примерно в 19-00, Октябрьский получил от Кузнецова разрешение: ««Военные советы ЧФ и армии и ряд командиров и военкомов дивизий и бригад эвакуируются 01.07.42 г.». Для руководства обороной в Севастополе и прикрытия эвакуации …оставить генералов Петрова и Моргунова, а через три дня и им приказывалось эвакуироваться». К этому часу Октябрьский получил и дублирующее разрешение Ставки на свое отбытие с передачей командования Петрову в телеграмме Василевского. В 19-30 Октябрьский собрал совет. «На нем присутствовали командующий СОРом и флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, член военного совета дивизионный комиссар Н. М. Кулаков, командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров, члены военного совета Приморской армии, дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов и бригадный комиссар М. Г. Кузнецов, командир охраны водного района (ОВРа) контр-адмирал В. Г. Фадеев, начальник штаба СОРа капитан 1-го ранга А. Г. Васильев, начальник Особого отдела Черноморского флота Ермолаев, комиссар Береговой обороны полковой комиссар К. С. Вершинин и комендант Береговой обороны генерал-майор П. А. Моргунов». Считается, что на этом совете «выступили члены Военного Совета Приморской армии Чухнов и Кузнецов, предложив оставить одного из командиров дивизий со штабом, так как соединений и частей по существу уже нет, а разрозненные группы и подразделения не имеют боезапаса и что руководить на таком уровне нечем». Не хочется комментировать этот позорный бред, поскольку разрознены эти группы и подразделения были именно тем, что удирало командование частей и соединений СОР. Как поведали члены совета, все удравшие из Севастополя в ночь на 1 июля, на совете генерал Петров вроде бы заявил: «Если это необходимо и командование решило так, то он готов остаться и сделать все, чтобы выполнить боевую задачу». А в связи с чем он это заявил? Что это за вопрос, если Москва это считала необходимым и именно с таким условием дала разрешение эвакуироваться Октябрьскому?
Но дивизионный комиссар Кулаков, якобы, «указал на большие потери врага, значительно превышающие наши, а у нас почти ничего не осталось. Политико-моральное состояние защитников крепкое, а главное нет уже ни частей, ни боеприпасов. Задержать врага вряд ли удастся. Поэтому оставлять генералов Петрова и Моргунова нет необходимости. Генерал Петров на вопрос Октябрьского о том, кого оставить в Севастополе, предложил оставить генерала Новикова — командира 109-й стрелковой дивизии, так как его сектор обороны обороняет Херсонесcкий полуостров и остатки войск отходят туда же. Командующий согласился с этим предложением и приказал Петрову и Моргунову до рассвета помочь Новикову организовать оборону и эвакуацию согласно плану».
Можно из этих сведений о заседании объединенного военного Совета сделать вывод, кому именно Октябрьский передал командование СОРом? Некоторые умники утверждают, что Октябрьский передал командование СОРом Новикову, а Петрову, дескать, приказал эвакуироваться. Но это не так потому, что для передачи командования не Петрову, а Новикову, Октябрьский обязан был бы снова запросить Москву, а у него уже времени не было. Октябрьский передал командование Петрову! Но логика подсказывает, что, одновременно, члены Совет предложили Петрову удирать вместе с ними. И Петров дрогнул! И сделал хитрый финт – после заседания Совета он тут же написал приказ от своего имени – как командующий Приморской армией:
«Боевой приказ. 30/У1-42 г. Штаб Приморской армии. 21.30.
1. Противник, используя огромнее преимущество в авиации и танках, прорвался к Севастополю с востока и с севера. Дальнейшая организованная оборона исключена.
2. Армия продолжает выполнять свою задачу, переходит к обороне на рубеже: мыс Фиолент — хутор Пятницкого — истоки бухты Стрелецкой. Оборона указанного рубежа возлагается на группу генерал-майора П. Г. Новикова.
3. Группа генерал-майора П. Г. Новикова в составе: 109-й, 388-й стрелковых дивизий, 142-й стрелковой бригады, курсов младших лейтенантов армии, учебного батальона 191-го стрелкового полка, зенитно-пулеметного батальона. Артгруппа в составе 47-го ап, 955-го ап и 880-го зап.
Задача — упорно оборонять рубеж: хутор Фирсова — хут. Пятницкого — истоки бухты Стрелецкой.
КП — 35 батарея БО.
Командующий Приморской армией генерал-майор Петров
Член военного совета дивизионный комиссар Чухнов
Начальник штаба армии генерал-майор Крылов».
Как видите, Петров начал приказ с вранья о предрешенности обстановки. А была ли она таковой? Манштейн пишет: «День 1 июля начался массированным огнем по окраинным укреплениям и внутренним опорным пунктам города. Обстрел был успешным. Уже через некоторое время разведчики донесли, что серьезного сопротивления противника не ожидается. Ведение огня было приостановлено, дивизии пошли в наступление. Вероятно, противник в ночь на 1 июля вывел свои главные силы из крепости на запад». То есть, к моменту отдачи Петровым приказа, немцев ещё и близко не было в Севастополе, более того, они боялись в него входить.
А как вам нравится шизофрения приказа: «Дальнейшая организованная оборона исключена», - и, одновременно: «Армия … переходит к обороне на рубеже»?! Оборона исключена или не исключена?
И, конечно, особо мудрой выглядит та часть приказа Петрова Новикову, в которой Петров приказывает Новику пробиваться в горы к партизанам. Поскольку горы и партизаны были в глубоком тылу наступающих немцев, то исполнителям этого приказа осталось всего ничего – разбить 11-ю армию немцев. Так почему же, Петров, ты сам не пробиваешься в горы?
Между тем, в Краснодаре маршал Буденный, узнав, что Октябрьский драпает из Севастополя, озаботился спасением войск и послал в СОР директиву. «Директивой предписывалось: «Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза».
К сожалению, эта директива пришла на узел связи 35-й батареи с большим опозданием из-за выхода из строя от артогня противника приемного радиоцентра на Херсонесском мысе - около 22 часов 30 июня, - и пока шифровку обрабатывали командующий Приморской армией генерал Петров со своим штабом был уже в море на пути в Новороссийск на подводной лодке Щ-209».
Манохин невнимательно читал собранные им воспоминания и документы, поскольку в них несколько раз точно указывается, когда именно Петров покинул командный пункт СОР на 35-й батарее: «Около 1 часа 30 минут ночи 1 июля 1942 года Военный совет Приморской армии в составе Петрова, Моргунова, Крылова, Чухнова и других командиров штаба армии, штабов соединений, командиров соединений и комиссаров, других лиц спустились по винтовому трапу в левый подземный ход-потерну 35-й батареи и затем, пройдя ее, вышли на поверхность земли через левый командно—дальномерный пост вблизи спуска к рейдовому причалу».
Таким образом, Петров удрал с командного пункта спустя 5 часов после того, как им был получен приказ Буденного остаться и возглавить оборону, поскольку, хотя и ночью бухта находилась под обстрелом немцев, Петров мужественно ждал, пока и его задержавшийся сын-адъютант тоже соберёт вещи и прибудет на лодку. Так, семейно, помахав ручкой оставшимся без командования и поэтому гибнущим уже в неравных боях солдатам, Петров тоже удрал: «Подводная лодка Щ-209 приняла на борт Военный Совет Приморской армии со штабом армии, а всего 63 человека и в 2 часа 59 минут 1 июля вышла на Новороссийск, куда и прибыла после сложного похода 4-го июля около 8 часов утра».
Как пишет Кузнецов, в Москве ошарашились, но сделать уже ничего не могли:
«Соглашаясь с эвакуацией Военного совета флота из Севастополя, я рассчитывал на то, что в городе останется генерал-майор И. Е. Петров, заместитель командующего флотом, который будет руководить обороной до последнего момента. Но 1 июля в телеграмме в адрес Сталина, мой и Буденного уже из Новороссийска Военный совет флота донес: «Старшим начальником в Севастополе оставлен комдив-109 генерал-майор П. Г. Новиков, а его помощником по морской части — капитан 3 ранга А. Д. Ильичев». Это было для меня полной неожиданностью и поставило в трудное положение перед Ставкой.
—Вы говорили, что там останется генерал-майор Петров? - нахмурился Сталин. Мне ничего не оставалось, как сослаться на первую телеграмму командующего Черноморским флотом.
В своей ответной телеграмме я давал разрешение на выезд только Военного совета и группы руководящего состава, если в Севастополе останется генерал Петров. В этом случае я рассчитывал, что борьба еще какое-то время будет продолжаться. Так обстановку, видимо, понимал и Верховный Главнокомандующий. Сейчас же все изменилось. Теперь нельзя было надеяться на организованное сопротивление в течение хотя бы недели и эвакуацию оставшихся войск. Этим и было вызвано недовольство Сталина».
Итак, удирая на Кавказ, севастопольские полководцы поручили Петрову умереть за Родину, но, как вы видите, Петров, не будь дурак, тут же поручил умереть за Родину генералу Новикову и отбыл на подводную лодку вопреки приказу Буденного возглавить оборону!
Последствия генеральской трусости
Но пока вернемся немного назад, и даже в 29 июня. Солдаты и командиры обивали атаки немцев на подступах к Севастополю, а в это время Октябрьский и Петров планировали стратегическую операцию по обеспечению своего бегства из Севастополя.
«Внешнюю охрану батареи осуществлял отдельный батальон автоматчиков. Прибывшая на батарею парашютная группа особого назначения ВВС ЧФ под командованием старшего лейтенанта В. К. Квариани была переименована в группу особого назначения ЧФ. Ее численность была доведена до роты за счет личного состава 35-й батареи. На группу были возложены охранные комендантские обязанности внутри батареи и на Херсонесском аэродроме.
С утра 30 июня и до 20 часов того же дня бойцами группы были освобождены все помещения 35-й батареи от многих военных и гражданских лиц, от штабных работников до адъютантов и ординарцев, которые находились там в ожидании получения пропусков на эвакуацию».
Обратите внимание, обороной чего занимались полководцы и флотоводцы в то время, когда войска СОР дрались на фронте, на котором, якобы, катастрофически не хватало бойцов, и задолго до того, как Октябрьским было получено разрешение удирать.
«А после заседания Военного Совета флота и армии перед группой была поставлена задача по обеспечению и сопровождению командиров и ответственных лиц с посадочными талонами на рейдовый причал для посадки на подводные лодки, также осуществлять охрану Херсонесского аэродрома во время прилетов транспортных самолетов, соблюдения порядка при посадке по посадочным талонам в условиях нахождения там неуправляемой многотысячной вооруженной массы военных и гражданских лиц».
С протаскиванием VIP-персон на самолеты и подводные лодки эта рота, в целом, справилась, хотя и не без потерь. «Командование СОРа с трудом пробилось к самолету», – и пробилось потому, что хитрый Октябрьский применил маскировку. Считается, что Керенский в 1917 году бежал из Зимнего дворца в женской одежде, но Октябрьский до этого не дошел: «В целях маскировки, как писал Октябрьский после войны Линчику, работники Особого отдела накинули на меня гражданский плащ». Умный! Но, все же, даже это не давало гарантии, что Октябрьский доберется до самолета, поэтому для флотоводца на всякий случай зарезервировали и подводную лодку: «Командующий и член Военного совета Кулаков и некоторые присутствующие должны были улететь самолетом. Фактически, по некоторым причинам вылетели позже. Контр-адмирал Фадеев на 2-й подводной лодке (Л-23) должен был ждать сигнала Октябрьского и только тогда уходить, так как не было уверенности, что группе Октябрьского удастся улететь самолетом и тогда они должны были идти на второй подводной лодке. Телеграмму Фадеев получил уже поздно с самолета». Разумно поступил Октябрьский, поскольку: «Некоторые из толпы открыли огонь по улетавшему самолету».
Много мужества потребовалось и удирающему Петрову. ««Семечкин, начальник отдела укомплектования Приморской армии рассказал: «Мы шли на посадку на подводную лодку. Я шел впереди Петрова. В это время кто-то из толпы стал ругательски кричать: «Вы такие-разэдакие, нас бросаете, а сами бежите». И тут дал очередь из автомата по командующему генералу Петрову. Но так как я находился впереди него, то вся очередь попала в меня. Я упал...»».
Тут надо понять, что Октябрьский задумал удрать, как только немцы переправились с Северной стороны бухты – задолго до посылки телеграммы с просьбой разрешить ему это. А поскольку об этом надо было как-то сказать руководящим работникам, и было сказано, то паника начала распространятся еще задолго до того, как об этом решении Октябрьского узнала Москва. Маношин пишет: «Отзыв старшего комсостава армии, вероятно, все же шел с вечера 29 июня вначале из отделов, управлений, служб штабов армии и флота, которые в условиях прорыва фронта перебазировывались в район 35-й береговой батареи». Технически этот отзыв происходил так: «начальник штаба 95-й дивизии майор А. П. Какурин получил устное приказание от Командующего армией генерал-майора Новикова через офицера-моряка составить список офицеров 95-й дивизии и с этим списком быть у вертикального люка батареи левого ствола через 30 минут. Состоялось общее построение начсостава дивизии. Всего оказалось 45 человек. Через 30 минут открылась крышка люка и поднявшийся моряк спросил: «Кто майор Какурин? Ваши документы!» Проверив их, моряк попросил Какурина спуститься со списком в люк, за ним спустился моряк. Крышка закрылась и больше мы Какурина не видели». «Для эвакуации выдавались посадочные талоны отдельным людям согласно списков».
То есть, Какурин получил посадочный талон, а остальные – в пассив! Войска СОР трусливое командование обезглавило немедленно, а дальше что? А дальше:
«…вместе с комиссаром отдела пошли в Камышовую бухту. То, что там я видел, меня поразило. Толпы людей, солдаты, матросы с оружием и без. Все чего-то ждут. К пристани не подойти. Тысячи людей, шум крики. Решил пойти на 35-ю батарею. Это было в 1 час 35 минут 1 июля. Придя на 35-ю батарею к ее главному входу, увидел еще худшее. Весь дворик и коридоры навеса были переполнены комсоставом Приморской армии. Двери на запорах. Здесь я узнал, что 29 июня было дано распоряжение по армии всему старшему офицерскому составу оставить свои части. Части остались без управления. Все это было похоже на панику в полном смысле слова…».
Обратите внимание, что и этот свидетель указывает на дату организации Октябрьским паники – 29 июня, за сутки до того, как он запросил у Москвы разрешения на эвакуацию. Еще цитата о том, как это выглядело.
«Находившаяся на аэродроме масса неорганизованных военных с оружием и без него, легкораненые, военные и гражданские лица с пропусками пытались попасть в самолеты. Комендант Херсонесского аэродрома майор Попов, на которого была возложена организация посадки на самолеты, самоустранился от своих обязанностей и улетел первым же самолетом, как об этом написал военврач 12-й авиабазы ВВС ЧФ И.П. Иноземцев, находившийся в то время там в связи с ранением, чтобы попасть в самолет, но ничего не получилось. Попов впоследствии был приговорен военным трибуналом к расстрелу. Бежал к немцам».
Талоны на посадку не помогали.
«В этой неуправляемой обстановке, имея посадочные талоны, не могли попасть в самолет комиссар 386-й дивизии В.И. Володченков и начальник штаба дивизии подполковник В.С. Степанов. Они вынуждены были вернуться в 35-ю батарею и, по приказанию начальника штаба армии Крылова, были эвакуированы на подводной лодке Щ-209.
Не смог попасть в самолет и прокурор Черноморского флота бригадный военюрист А.Г. Кошелев. «Меня оттеснили», — так он позже рассказал Линчику ночью 2-го июля, находясь уже под скалами 35-й батареи после неудачной попытки попасть на катера».
Картину неорганизованной посадки на самолеты дополняет А.И. Зинченко:
«…с наступлением темноты началась эвакуация самолетами раненых. Организовать нормальную эвакуацию было невозможно. Кто посильнее, тот и попадал в самолет. На 3-й самолет дошла и моя очередь, но когда я попытался влезть в самолет, один из команды по посадке ударил меня сапогом в голову так, что я потерял сознание. Брали в основном моряков, а у меня форма была сухопутная».
(Интересно, удар сапогом в лоб сопровождался: «Честь имею!»?)
Своей книгой «Полководец» В. Карпова написал панегирик Петрову. Карпов выдающийся воин, но простоват для историка, чем, в данном случае, и ценен. К примеру, он наивно сообщает: «В этот день в районе Инкермана произошел взрыв огромной силы, который слышали и Петров и Манштейн на своих командных пунктах. Взрыв нанес гитлеровцам большие потери, завалив землей и камнями колонну танков и мотопехоты. До некоторого времени оставалось неизвестным, что там произошло. Петров помнил этот взрыв, и после войны, в разговоре со мной, узнав, что я стал писать на военные темы, просил меня разузнать и рассказать, что там произошло. Он был уверен, со взрывом связан какой-то героический поступок. Я выполнил эту просьбу Ивана Ефимовича; позже познакомлю читателей с подробностями этого дела». А это означает, что Петров в том 1942 году никак не соотнес взрыв огромного склада флотских боеприпасов и арсенала Севастополя (завода по снаряжению боеприпасов) с этим взрывом. Получается, что он не знал, что гарнизон этих складов 10 дней защищал боезапасы флота, и наконец взорвал, и очень удачно – обрушив скалу на немецкую колонну.
И хотя комендант складов донес об этом Военному Совету СОР, Петров об этом все равно ничего не знал. Что это значит? О чем сообщил нам Карпов? Он сообщил, что Октябрьский и Петров зная, что склады вот-вот перейдут в руки немцев, тем не менее. не давали приказа на их подрыв! Как это понять? Хотел оставить склады немцам? Не думаю, скорее всего, у Петрова и Октябрьского голова в те дни уже не о войне болела, а о том, как с этой войны удрать.
Были, естественно, и герои
А в это время настоящие офицеры дрались и гибли. У мыса Фиолент сражался прижатый к морю полк пограничников под командой полковника Рубцова и батальонного комиссара Смирнова. Оставшийся в живых солдат этого полка сообщает.
«Пришлось пробираться через шквальный огонь противника. Дошел до армейского обоза в районе 35-й береговой батареи, на площадке у которого находилось много свезенного и брошенного автотранспорта. Обслуживающего персонала на месте не оказалось. Все ушли к берегу в ожидании посадки и эвакуации. Начал поиск и нашел среди многих машин исправную, грузовую, груженную боезапасом — патронами к автоматам и, сам сев за руль, на большой скорости прорвался к Рубцову. Он обнял меня и сказал, что представит к правительственной награде».
В принципе, полк пограничников мог бы прорваться к партизанам, поскольку из-за развала обороны, сплошной линии фронта не было. Но на остававшегося на 35-й батарее генерал-майора Новикова наседали немцы, а Новикову надо было сесть на катер, чтобы удрать, для этого немцев надо было от батареи отогнать, и он по радио дает Рубцову команду вести пограничников в атаку не на восток – к партизанам, а на запад – в направлении 35-й батареи.
«После получения ответа из штаба дивизии Рубцов собрал оставшихся в живых командиров штаба и батальонов и доложил сложившуюся обстановку и приказ из дивизии. Потом Рубцов сказал так, как запомнил Н. Головко:
«Товарищи, мы сейчас окружены. Жить или умереть. Но нам во что бы то ни стало надо прорваться к 35-й батарее и занять там оборону. Так нам приказано».
После этого уничтожили радиостанцию. Были собраны все командиры и бойцы полка, в том числе бойцы и командиры из других частей и подразделений, оказавшихся в районе мыса Фиолент 1 июля 1942 года. Из всех них был организован сборный полк, куда вошли и раненые с оружием и без него. …Когда прошли 1–1,5 км и начали молча ползти к вражеским позициям, неожиданно, как отчетливо помнит Головко, вдруг со стороны 35-й батареи были услышаны крики «Ура». Вероятно, какая-то наша группа от 35-й батареи предпринимала попытку прорыва в горы, к партизанам. Услышав эти возгласы «Ура», командир полка подполковник Рубцов поднялся в рост и скомандовал: «Вперед, братцы, за родной Севастополь, ура!» Бойцы и командиры бросились в атаку. …Понеся большие потери, остаткам полка пришлось отступить».
Раненые в этой атаке, полковник Г. А. Рубцов и батальонный комиссар А. П. Смирнов, чтобы не попасть в плен, застрелились.
Или: «Шедший (на подводную лодку – Ю.М.) вместе со всеми начальник штаба Береговой обороны И. Ф. Кобалюк, вернулся назад и передал, что остается на батарее, никуда не пойдет и погибнет вместе с батареей».
Не могу не сказать еще немного о тех, кто водил защитников Севастополя на прорыв. Вспоминает фельдмаршал Манштейн:
«Заключительные бои на Херсонесском полуострове длились еще до 4 июля. 72-я дивизия захватила бронированный ДОС «Максим Горький II», который защищался гарнизоном в несколько тысяч человек. Другие дивизии все более теснили противника, заставляя отступать на самый конец полуострова. Противник предпринимал неоднократные попытки прорваться в ночное время на восток в надежде соединиться с партизанами в горах Яйлы. Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки-комсомолки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов. Само собой разумеется, что потери при таких попытках прорваться были чрезвычайно высоки».
Как видите, ещё долгих четыре дня уже брошенные командованием советские солдаты продолжали драться, что и заставило Манштейна в конце концов воскликнуть: «…ибо русский солдат поистине сражался достаточно храбро!» Но обратите внимание, кто у нас, в отличие от немцев, водил солдат на прорыв – не генералы, как у них, а «женщины и девушки-комсомолки».
Да, есть от чего почесать в затылке: кормит-кормит русский народ своих генералов в мирное время, а во время войны солдат на прорыв ведут комсомолки. Умны мы, русские, сказать нечего…
Да, конечно, не петровым и октябрьским командовать бы войсками, а рубцовым и кабалюкам, но последние легли в землю и под Севастополем, и на всем протяжении отступления Красной Армии от границ, а потом наступления на Берлин. А петровы и октябрьские остались живы, крутились у Кремля, нанимали продажных журналистов и историков, диктовали мемуары, и мы знаем о войне только то, что они хотели, чтобы мы знали.
Несколько вопросов
Теперь несколько возникающих вопросов.
Начнем с того, можно ли было удержать Севастополь? Полагаю, что можно было. Во-первых, нужно было задействовать флот с его могучей артиллерией. Была опасность, что его утопит немецкая авиация? А пехотинцу подниматься в атаку безопасно? Кроме этого, уже был наработан опыт защиты кораблей на Балтике, который, в принципе сводился к концентрации огня зенитной артиллерии над кораблями. Надо было не одним кораблем придти в Севастополь, а все флотом, и зенитными орудиями всего флота вести огонь по немецким самолетам. Потери немецкой авиации при налете на Кронштадт после 1941 года достигали 35% от одной атаки, при этом ни один из скученных в Кронштадте кораблей Балтфлота после 1941 года не был выеден из строя авиацией противника. Черноморскому флоту надо было курсировать у Севастопольского берега и в бухтах, а в случае повреждения кораблей, садить их на грунт и продолжать использовать корабли, как батареи. Как и был использован линкор «Марат», потопленный немецкой авиацией, но всю войну защищавший Ленинград оставшейся артиллерией.
Нужно было использовать Черноморский флот и все его боеприпасы в войне, а не хранить корабли для того, чтобы после войны разобрать на металлолом.
Во-вторых, и без флота Севастополь можно было удержать. Маношин собирал мнения не только удравших из Севастополя генералов и адмиралов.
«В этом смысле вполне справедливы слова пограничника, командира радиовзвода 456-го погранполка 109-й стрелковой дивизии старшего лейтенанта Н.И. Головко: «Я считаю, что мы могли еще держать оборону, если бы не дрогнуло командование, которое должно было уходить последним»!».
Собранные полковником Пискуновым мнения уцелевших защитников: «Общее настроение было такое — нас сдали в плен. Мы бы еще воевали и дрались. Я наблюдал людей. Ведь многие люди плакали от обиды и горечи, что так бесславно кончилась их жизнь, вернее служба в армии...»
«Вот что говорил командир 109-й стрелковой дивизии генерал-майор П.Г. Новиков, находясь в плену: «Можно было бы еще держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить ее, посеять панику, что и произошло. А немец, крадучись, шел за нами до самой 35-й батареи»».
Возникает и вопрос, почему запаниковали генералы и адмиралы военных советов СОРа и Приморской армии, хотя не паниковали при первых штурмах в 1941 году, когда, казалось бы, были менее опытны? Во-первых, скорее всего, окончательно потеряли веру в победу СССР в войне, ведь это было время стремительного наступления немцев на юге. Во-вторых, не верили в себя, как в полководцев. В мирное время они интриговали, писали доносы, тянули ножки на параде и ублажали начальство, «ставили на место матросню». Во время войны это все не пригодилось. На войне нужно было быть воином, а они воинами не были.
Наконец, нужно оценить, что они сделали своей трусостью. В составе немецких войск в это время действовал батальон немецких диверсантов «Бранденбург-800». Представьте, что этот батальон совершил бы немыслимый подвиг – в один день убил бы Октябрьского и Петрова, всех командиров дивизий и полков. Войска были бы обезглавлены и дезорганизованы. Но надолго ли? До момента, пока в должности не вступили бы и не начали командовать уцелевшие офицеры. То, что совершили Октябрьский с Петровым, - это на прядки подлее и страшнее, поскольку после проведенной ими дезорганизации, восстановить организацию и прекратить панику было уже невозможно. Для любой армии свое трусливое офицерьё стократ страшнее диверсантов!
Обычно мне задают вопрос, почему же Сталин допустил эдакое позорное бегство Октябрьского и Петрова? Почему не приказал им разделить судьбу вверенных войск? Почему впоследствии доверял этим трусам командование, награждал, присваивал воинские звания?
Я это уже не раз подробно объяснял в своих книгах. Сейчас скажу кратко: любой руководитель, в том числе и Сталин, внешне имея, казалось бы, неограниченный выбор кандидатур для назначения на должности, на самом деле работает с теми, кого ему пришлет отдел кадров. И часто бывает так, что видишь, что работник дерьмо, а работать с ним надо, поскольку никого другого просто не видишь. Именно «не видишь», поскольку на самом деле достойные люди есть, их много, но чтобы узнать их, нужно лично увидеть их в деле, а это, чаще всего, невозможно. Ну, а те, кого предлагают кадровики, могут быть далеко не лучше прежних.
Так вот и с Петровым.
Трус, а как военный специалист - неплох. Комиссара к нему, неусыпный контроль, внятная угроза расстрела в случае повторения малодушия, - и вперед! На безрыбьи и рак рыба.
Октябрьского, после его бегства из Севастополя, выкинули на Амурскую военную флотилию, но лучшего командующего флотом не нашли и в марте1944 года Октябрьского снова вернули на ЧФ, снова не получив от него никакого толку – он, как и Трибуц на Балтике, так ни разу лично и не вывел флот в море.
Петрову давали армию, давали фронт, снимали, а новых Рокоссовских не находили. Снова ставили Петрова на фронт.
Людям показывают видимую сторону армейской медали, а реверс очень непригляден, и сделать его приличнее трудно, а порою и невозможно, вернее, это требует резкого слома всей старой системы и заменой ее на новую, что не всегда возможно. Попробуйте сломать плот и из его материала построить судно. Технически проблем нет, но как это сделать, когда ваш плот в океане, а на нем люди? Как реорганизовать Армию, когда война уже идет, как это сделать, если в Армии повсеместное сопротивление слому и желание иметь в ней те порядки, которые есть?
Один мой товарищ, бывший офицер, вспоминая армию СССР накануне его уничтожения, говорил, что его тогда поражали разговоры офицеров о том, что «сегодня и на гражданке можно достойно жить». То есть, эти люди пришли в армию, чтобы достойно жить – жить лучше, чем гражданские. И только! Но ведь это не офицеры! В офицеры настоящей армии, должны идти мужчины, чтобы достойно умереть! Тогда народ будет понимать, за что он в мирное время обеспечивает офицерам достойную жизнь.
Этот офицерский менталитет, эти порядки в армии надо ломать, и военная юстиция должна играть в этом ведущую роль.
Правда, я имею в виду будущую Армию России, народную Армию, а не Армию нынешней Раши, и настоящие суды, а не нынешнюю мерзость. Нынешняя Армия, с ее целью оставить наворованное у тех, кто обворовывает Россию, мне безразлична, а нынешним судьям нельзя доверить рассмотрение даже дел о штрафах за переход улицы на красный свет.
Вот бывший министр обороны образца 1994 года П. Грачев жалуется на генералов российской армии образца 1994 года. Время ввода войск в Чечню и начала Первой чеченской:
«Открыто с самого начала против ввода войск выступал только Борис Громов, но и он не подавал в отставку до поры до времени, выжидал. Еще до ввода войск руководить операцией я назначил командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковника Митюхина Алексея Николаевича. А сам его подстраховывал. Но Митюхин, когда под станицей Слепцовской началась стрельба, запаниковал. Начал орать на подчиненных, растерялся. Я пробовал успокоить - не вышло. Потом позвонил ему: ты, говорю, видимо, «заболел», садись на вертолет и лети в Ростов. Сам начал командовать. Но ведь я не мог, бросив все, заниматься только Чечней. Приглашаю первого заместителя командующего сухопутными войсками генерала Воробьева. В Моздоке он отвечал за подготовку частей к боям. На совещаниях в штабе всегда четко и очень толково делал доклады: товарищ министр, такие-то части готовы идти в наступление, такие-то еще готовятся...
Он и сейчас в Государственной думе хочет выглядеть этаким бравым генералом - все знает, все умеет... Я объяснил ситуацию: Эдуард Аркадьевич, Митюхин заболел, сам бог велит вам возглавить операцию. И тут мой дорогой генерал Воробьев, сильно покраснев и помолчав секунд 15-20, вдруг заявил: командовать отказываюсь. Как так? Я вам приказываю! А он: войска не подготовлены. Как это? Почему раньше молчали? Вот ваши доклады, вы отвечали за подготовку. Значит, вы меня обманывали? Вы знаете, чем это грозит? 15 лет или расстрел... Как хотите, отвечает, так и оценивайте, командовать не буду. В общем, отправил его в Москву, пригрозив судом. Он щелкнул каблуками. В Москве я обо всем доложил Ельцину, даже сказал, что Воробьева надо судить. Б.Н. попросил подобрать руководителя операции. Генерал Кондратьев мне сразу сказал, что с него хватит октября 93-го года, не выдержит - больной. Миронову даже не предлагал - больной, еще в Афганистане сердце надорвал. Громов отказался, объяснил, что всегда выступал против ввода войск в Чечню, и тут же выразил готовность написать рапорт об отставке. Больше замов у меня не было... В мирное время все хорошие, умные, смелые, а когда начались боевые действия - в кусты. Такое бывает и у генералов».
***
Так, что нынешние генералы еще хуже царских генералов, но нужно ли по этому поводу переживать?
Повторю, я имею в виду армию будущей России, народной, и соответствующие народные суды, причем, судящие не только офицеров и генералов, но и саму власть.
Ю.И.МУХИН
Может разрешить офицерам
Может разрешить офицерам дуэли в мирное время? Ну и суд офицерской чести для тех кто уклоняется от вызова на дуэль. Что-то больше ничего другого в голову не приходит.
Давно пора.
А суд офицерской чести может быть действенным огганом только в случае наличия определенных-узаконенных полномочий.
Alex_rus
Полномочия самые скромные -
Полномочия самые скромные - лишение звания офицера и более ни каких.
Не фига себе скромные. Что не
Не фига себе скромные.
Что не ужели нужно разрешить вешать?
Мысли глобально, действуй локально.
Cуд офицерской чести может
Cуд офицерской чести может быть действенным органом только в случае наличия у офицеров этой самой чести.
Не в нынешних условиях
В наше время офицеры могут и киллеров нанять, чтобы на дуэль не идти :)
Публично брошенный вызов
Публично брошенный вызов "случайная" смерть вызывающего только усугубит положение вызываемого.
Не понимаю восторгов дуэлями.
Не понимаю восторгов дуэлями. Это торжество грубой силы и хамства. А вовсе не справедливости.
Мысли глобально, действуй локально.
Дуэль служит способом
Дуэль служит способом отомщения за нанесенное оскорбление и не может быть заменена, но вместе с тем и не может заменять органы судебного правосудия, служащие для восстановления или защиты нарушенного права. (Дурасов В. Дуэльный Кодекс)
История как говориь об
История как говориь об обратном дуэль служила БЕЗНАКАЗОНОСТИ хамов. Принцип кто СИЛЁН тот и прав.
Один подонок другой нет, но прав на дуэли тот кто ЛУЧШЕ СТРЕЛЯЕТ.
И кто будет стрелять лучше? Тот кто понимает только один язык - СИЛЫ.
Подонок.
Мысли глобально, действуй локально.
Какая же это безнаказанность,
Какая же это безнаказанность, если тебя за хамство завалить могут?
И еще.. я извиняюсь за вопрос -стрелять приходилось? По вашей логике чем сильней человек, тем он точнее стреляет. Вы не замечаете некой неувязки? Ведь по-вашему снайперами у нас являются штангисты. Между тем, стрельба из пистолета силы не требует. Саблей махать и то тяжелее)) Так кто будет побежать в дуэли?
Много букав?Хамить будет тот
Много букав?
Хамить будет тот КТО СИЛЬНЕЙ.
Что такое сила тоже не понимаем?
Мысли глобально, действуй локально.
Ага, используй силу, Люк..
Ну, после ваших комментов про командование, могу только угадывать, что вы там себе представляете. Сильнее на курок жмет? Или у кого жим лежа больше?
А ещё сила это масса на ускорение.
Бретёр — заядлый, «профессиональный» дуэлянт, готовый драться на дуэли по любому, даже самому ничтожному поводу. Чаще всего дуэль намеренно провоцировалась бретёром.
И кто будет хамить?
Мысли глобально, действуй локально.
Участвовать в дуэли вовсе не
Участвовать в дуэли вовсе не обязательно. Боишься уходи в отставку и всем будет лучше. Зачем нужен офицер трус?
Даздраствует хамство и
Даздраствует хамство и культы силы?
Долой честь и справедливость?
Мысли глобально, действуй локально.
И поэтому надо отказываться
И поэтому надо отказываться от защиты чести на дуэли?
Много ли чести задирать
Много ли чести задирать слабых?
Да и что такое честь, в чём она меряется? Не буду дело то то потому как честь? Пусть делают НИЗШИЕ?
СОВЕСТЬ, гораздо важнее.
Мысли глобально, действуй локально.
Т.е. слабым честь защищать не
Т.е. слабым честь защищать не нужно?
Они не смогут защитить её
Они не смогут защитить её борясь с сильными. А сильными будут прежде всего подонки и трусы.
И потом где граница между честью и гордыней?
Мысли глобально, действуй локально.
Приятно удивляешь, Аспирин
Возьми с полки пирожок...
Дуэли - изобретение праздных дегенератов
И вообще - любое изобретение дегенератов (например Демократия в Гражданском обществе) очень полезно тестировать в действующей армии... Протестировали дуэли в действующей армии - арестантские роты (а то и вовсе - расстрел перед строем) прописали...
Бретёров, вообще-то, убивали.
Бретёров, вообще-то, убивали.
Грешно смеяться над больными людьми!
Если бы их прежде всего
Если бы их прежде всего убивали они были бы не бретёрами.
Мысли глобально, действуй локально.
Ни каких восторгов и ни
Ни каких восторгов и ни какой справедливости. Дуэль это просто механизм очищения армии от трусов в мирное время. Наверно можно что-то получше придумать, но что-то ничего не придумывается.
Можно придумать. Например
Можно придумать.
Например чувство собственого достоинства. Лебезишь перед старшим унижаешь младшего ПОШЁЛ ВОН.
Жестокость есть месть ТРУСА за пережитый страх. А вовсе не признак настоящего мужчины.
Дедовщина это признак труса. А не как думают армейские дуболомы -способ воспитания настоящего мужика и метод поддержания дисциплины.
Мысли глобально, действуй локально.
В армии "дедушки" издеваются
В армии "дедушки" издеваются только над трусами и если "салага" не перестанет быть трусом могут и насмерть забить. Ходить в атаку бок о бок с трусом занятие опасное для жизни. Поэтому каждый хочет быть уверенными в том, что его боевой товарищ не трус или хотя бы заранее знать, что вот этот вот трус.
А по мне, армейские "дедушки" - трусы и есть...
И ни в какую атаку они вовсе - не поднимутся, ибо дембель близко - а любые "салаги" из вражеского окопа их попросту пристрелят, если конечно собственные "салаги" не опередят. И как показывает практика, самые скверные бойцы, почемуто, выходят из "крутых" уголовников - нагонявших ужас на собственных законнопослушных соотечественников... Даю пример: сколоченный в Одессе "красный полк" из матёрых налётчиков и головорезов Лёньки Пантелеева, в панике разбежался с передовых позиций фронта (по хазам и малинам) - завидев малочисленные атакующие цепи белых юнкеров. Армейские "деды" - по своей психологии, потенциальные уголовники и есть, и в боевой обстановке они "тише воды"... На собственном жизненном опыте я наблюдал минимальное проявление "флотской дедовщины" - на активно действовавших военных кораблях (где можно и за борт - в открытом "якиане" нечаянно, вывалиться), и полнейшее соответствие нравам уголовного мира - на "консервах" и "Аврорах".
А что же не трусы дедушки
А что же не трусы дедушки предпочитают всем скопом на одного? Это наверно от избытка тестестерона.
А ведь есть ещё одна приятная черта армейцев землячества. ТОже воспитание шастоящих мужиков?
Мысли глобально, действуй локально.
Самые грозные "деды" - были "пресмыкающимися" в своё время
А лично мне стыдно было отыгрываться на молодняке - за собственное малодушие в бытность "молодого матроса" (увы, случавшееся и со мною..., хотя и отбил охоту многим старослужащим - поиздеваться над собою). Землячество на советском флоте, как то - не практиковалось..., и единственный раз я отвесил хорошего пинка под зад - молодому матросу и именно земляку, исключительно за дело (за отношение к своим прямым - служебным обязанностям, угрожавшее гибелью всей команды).
Отправить комментарий