МОЛНИЕНОСНАЯ ВОЙНА. ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ часть 2

 Аспирину.  Светин отрабатывает пайку.  Жди от него новых "перлов".С уважением, Олег.

 Приведу пример отсутствия здравого смысла в управлении войсками. В Великую Отечественную войну у Черноморского флота был всего один противник, очень быстро выяснилось, что этот противник немецкая авиация. Казалось бы ясно - надо усилить зенитную артиллерию кораблей и двигаться большими группами. Никто этого не сделал. Ведь для дополнительных зениток нужно было, к примеру, демонтировать совершенно бесполезные торпедные аппараты, а никто ДАЖЕ ПОДУМАТЬ об этом не мог. В результате снабжение Севастополя было нарушено и он пал.

"В кратце моя мысль такова - одной из причин почему штык был молодцом, был низкий общий уровень образования."

Надо наполнять слова содержанием, иначе это пустой звук - пустые буковки.

"НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ БЕЗОПАСНОСТИ И СД. Управление III. Берлин 17 августа 1942г. СВ II, Принц-Альбрехтштрассе, 8. Экз. N 41. Секретно! Лично. Доложить немедленно! Сообщения из империи № 309. II. Представления населения о России

Я думаю, что дело здесь в общем уровне образования призывников. У немцев он был намного выше, чем в СССР. В РККА было огромное количество неграмотных и малограмотных бойцой с 3-5 классами образования. А многие бойцы с кавказа и из азии не знали даже русского языка.

Надо наполнять слова содержанием? Согласен!

Т.Дмитриев "«Не возьму никого, кроме русских, украинцев и белорусов»: национальное военное строительство в СССР 1920—1930-х гг. и его испытание «огнем и мечом» в годы Великой Отечественной войны"
http://www.apn.ru/publications/article29935.htm
-----------------------------------------------------------------------------------------------
Уже первые годы войны показали, что формирование воинских частей из местных национальностей в Закавказье, на Кавказе и в Средней Азии не оправдывает возлагавшихся на них советским военно-политическим руководством надежд: части эти отличались низкой боеспособностью, в них был велик процент «самострелов», дезертирства, бегства с поля боя и перехода на сторону врага. Однако и в тех случаях, когда речь шла не о национальных воинских частях как таковых, но о пополнении частей действующей армии призывниками с Кавказа, Закавказья и Средней Азии, положение дел было не намного лучше. Официальные документы с фронта в 1941—1942 гг. буквально пестрят сообщениями о тех проблемах, с которыми приходилось сталкиваться командованию частей и подразделений Красной Армии в их попытках сделать минимально боеспособными части и соединения, где значительную часть военнослужащих составляли призывники с Северного Кавказа, а также из Закавказья и Средней Азии. Для того чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров.
Так, в докладной записке руководителя группы агитаторов ГлавПУРККА Ставского заместителю начальника ГлавПУРККА И. В. Шикину о результатах поездки на Закавказский фронт (4 декабря 1942 г.) отмечалось следующее: «Даже среди руководящего командно-политического состава довольно свободно и безнаказанно гуляет “теория”, что якобы кадры нерусской национальности не умеют и не хотят воевать. Пренебрежительно-насмешливые клички по отношению к народностям Кавказа имеют широкое хождение (“Сыны Кавказа”, “братья славяне” (?), “кучерявенькие”, “черненькие” и т. д.). Даже среди ряда несомненно авторитетных руководящих работников армий неправильные разговоры на данную тему не только не находят должного отпора, но и снисходительно поощряются.
Нам приходилось, к примеру, слушать такую постановку вопроса. Скажем, при неудаче той или иной военной операции — “Эх, если бы не эти сыны Кавказа”, при разборе фактов перехода на сторону врага — “Ну, конечно, это опять кучерявенькие”, при получении нового пополнения — «Ни за что ни возьму никого, кроме русских, украинцев и белорусов», при общих разговорах на эту тему — “Воевать они не умеют и не хотят, говорят, что русского языка не знают. И есть у них 2 русских слова, которые только от них и слышишь: ‘я — балной’ или ‘Курсак (живот) болит’”.
Сплошное охаивание качеств и преданности Родине целых народов (азербайджанцев, армян, грузин, узбеков и т. д.) проникает и в среду бойцов. Отношение к бойцам нерусской национальности, особенно не знающим русского языка, подчас бывает недопустимо высокомерным, грубым, способным только озлобить и оттолкнуть»[52].
Такого рода настроения вовсе не были исключением и не ограничивались кругом рядового, младшего и среднего командного состава. Подтверждением этого может служить еще один эпизод из той же истории, на этот раз связанный с боевыми действиями в Крыму зимой — весной 1942 г. Прибыв на Крымский (до 28 января — Кавказский) фронт 20 января 1942 г. в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования заместитель наркома обороны СССР, начальник Главного политического управления Красной Армии сразу же озаботился пополнением порученного его заботам фронта личным составом. На что, помимо всего прочего, прежде всего обратил внимание могущественный заместитель наркома обороны? Правильно, на национальный состав прибывающего боевого пополнения. 24 января он получает согласие члена ГКО Г. М. Маленкова на немедленную отправку на Крымский фронт 15-тысячного пополнения из русских и украинцев. В переговорах по аппарату прямой связи Мехлис поясняет: «Здесь пополнение прибывает исключительно закавказских национальностей. Такой смешанный национальный состав дивизий создает огромные трудности». Мехлис напрямую связывается с теми лицами, от которого зависела отправка на вверенный ему фронт новых пополнений. «Дано согласие направить сюда пятнадцать тысяч русского пополнения, — в тот же день телеграфирует он начальнику Главного управления формирования и укомплектования Щаденко. — Прошу вас отправить его особой скоростью, дать пополнение именно русское и обученное, ибо оно пойдет немедленно в работу»[53]. А уже 16 февраля, затребовав из Северно-Кавказского военного округа (СКВО) для организации на Крымском фронте нового наступления несколько дивизий, Мехлис недвусмысленно потребовал от командующего СКВО генерала В. Н. Курдюмова очистить части округа от «кавказцев» (выражение самого Мехлиса) и заменить их военнослужащими русской национальности[54]. Правда, начавшееся 27 февраля наступление войск Крымского фронта закончилось практически ничем, несмотря на большие потери в живой силе и технике.
...
Приведенные документы и воспоминания свидетельствуют, что в условиях призыва больших людских контингентов с Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии командирам и политработникам РККА приходилось прилагать поистине титанические усилия и использовать разные методы убеждения и принуждения для того, чтобы заставить бойцов-националов идти в бой. Здесь сказывался целый набор причин: и плохое знание русского языка, и различия в социально-психическом складе выходцев из различных регионов Союза, равно как и нежелание многих призывников из отдаленных кавказских и азиатских регионов жертвовать своей жизнью ради непонятных целей, поскольку идущая далеко на Западе война не воспринималась ими как непосредственная угроза для себя и своих близких. Именно поэтому среди призывников из азиатских и кавказских национальных республик и областей наблюдалось особенно много случаев дезертирства, членовредительства, уклонения от участия в боевых действиях и даже перехода на сторону врага. Как отмечают современные исследователи, «такие факты невозможно объяснить одной-двумя причинами. Срабатывал целый комплекс факторов, обусловленных прежним опытом жизни нацменьшинств в тисках советской власти. Внутренние мотивации определяли и формы поведения людей на фронте. В недрах национальных регионов, как известно, бытовало разное, в том числе и весьма неоднозначное, отношение к коммунистическому режиму, вплоть до полного его неприятия, и, вполне естественно, что среди националов, разделявших такую позицию, немецкая агрессия нередко расценивалась (особенно на первых порах) как “наименьшее из зол”. Этим объясняется и феномен возникновения т. н. национальных легионов в составе немецкой армии, в которых воплотились попытки гитлеровского командования внести раскол между советскими народами»[61].
...
Первоначально, в сентябре 1941 г. эти ограничения коснулись ряд народов, которые советское руководство считало исторически и этнически родственными населению пограничных Закавказью Ирана и Турции. К их числу были отнесены аджарцы, хевсуры, курды, сваны и т. д. В начале апреля 1942 г. в штаб Северо-Кавказского военного округа поступила директива начальника Главупрформа армейского комиссара первого ранга Е. А. Щаденко, в соответствии с которой было предписано уволить в запас всех военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава чеченцев и ингушей уволить в запас и отправить по месту жительства с отместкой в военном билете: «Уволен в запас до особого распоряжения». Если призыв военнообязанных чеченцев и ингушей в действующую армию был прекращен с апреля 1942 г., то в отношении коренных народов Дагестана подобная мера была принята в августе 1942 г.[67]
...
Несмотря на широко развернутую в 1942 г. агитационно-пропагандистскую компанию среди бойцов нерусских национальностей, вопрос о боеспособности призывных контингентов из числа коренного населения Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья и в последующем продолжал серьезно беспокоить руководство Государственного Комитета Обороны, которое в конце 1943 г. решило разрубить этот туго затянувшийся гордиев узел одним ударом. Ради этого советское руководство было вынуждено пойти на беспрецедентный шаг — полностью отказаться от призыва на действительную воинскую службу и направления в действующую армию военнообязанных из числа местного населения из республик Средней Азии, Закавказья и Северного Кавказа. В октябре 1943 г. все северокавказские горцы директивой начальника Главупраформа № М/1/1493 от 9 октября 1943 г. были освобождены от призыва. При этом наряду с «местными национальностями» Чечено-Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Дагестана, Карачаевской и Черкесской автономной областей впервые были освобождены от призыва «коренные национальности» Северной Осетии и Адыгеи. Это же директивой освобождались от призыва призывники 1926 г. рождения из числа «местных национальностей» Закавказья и Средней Азии — грузины, армяне, азербайджанцы, казахи, узбеки, таджики, туркмены, киргизы[69].
В итоге в ходе Великой Отечественной войны отказ от призыва в действующую армию затронул все коренные народы (на Северном Кавказе — в 1941—1942 гг., в трех республиках Закавказья — в ноябре 1943 г.)[70]. Тогда же — в ноябре 1943 г. — был прекращен призыв в действующую армию призывников «коренных национальностей» из республик Средней Азии. Общее число национальностей СССР, не призывавшихся в армию, в конце 1943 г. достигло 43[71], что практически один к одному совпадало с числом (45 национальностей), не призывавшихся в армию в царской России[72]. Круг замкнулся. Полностью отказавшись в 1943 г. от призыва на воинскую службу всех коренных народов Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии, высшее советское военно-политическое руководство было вынуждено по сути дела молчаливо признать, что они оказались не в состоянии участвовать в современной «войне моторов» на равных с другими народами СССР. Сыграли свою роль и соображения политической лояльности, точнее, ее явного или мнимого отсутствия, однако им вряд ли можно приписать определяющую роль.
-----------------------------------------------------------------------------------------------