Хотел уйти из темы О Лукашенко, да по по более значительной теме - Домодедово - пока ничего не ясно, а тема Батьки не отпускает.
Защитники Лукашенко на сайте ФОРУМмск навалились на Баранова за его скепсис в отношении Лукашенко, но их настырность совершенно не оправдана. Баранов раскритиковал Лукашенко, причем, он предсказал реакцию ЕЭС сразу же после декабрьского голосования. И Баранов предложил Лукашенко не трогать оппозицию, чтобы избежать этой реакции. Пусть эти предсказание и предложение и не трудно было сделать, пусть предложение и неправильное, но мы имеем не лай из подворотни, а критику, сопряженную с предложением. Как говорят умники, конструктивную критику А. Баранова. Ведь в тысячу раз хуже, если Лукашенко не критиковать. Будет, как в СССР, - стадо в 19 миллионов баранов, не способных разобраться в очень не сложных жизненных ситуациях, и уничтожение государства при совершенно целых службах его защиты.
Я хотел эту мысль дать в комментариях к своей предыдущей статье, и этим ограничиться. Но посмотрел трехминутный репортаж инаугурации Лукашенко, прочел описание ее на белорусских сайтах, и меня чуть не стошнило. Правильно пишут бойцы АВН из Минска – официальные СМИ Белоруссии, своей поистине капээсэсовской тупостью, ведут пропаганду против Лукашенко, а не за него. А Батька потерял чувство реальности, что не мудрено, поскольку он оппозиционные ресурсы не читает, а своя пресса знает только, как ему зад лизать.
Дело даже не в том глупом, помпезном шоу, не понятно на кого рассчитанном. А дело в том, что у Лукашенко хватило ума придти на принесение присяги со своим пацаненком, причем, провести за руку его по ковровой дорожки перед телекамерами до самого зала. Тут ведь смысл надо понять – присяга президента по своему смыслу аналогична бракосочетанию, на котором будущие супруги обязаны дать клятву в верности только друг другу, раньше аналогия инаугурации и называлась «венчание на царство». Что же ты показываешь невесте – Республике Беларусь – что у тебя есть и еще семья?! Зачем ты потащил сына? Чтобы привыкал? Так не к этому его приучать надо!
И я уже жалею, что сравнил Лукашенко со Сталиным.
Поясню, что я имею в виду, когда говорю о том, к чему приучают сыновей настоящие руководители государства, но начну издалека, поскольку давно хотел обратить внимание на плохо понимаемый людьми уровень высочайшей культуры Сталина. Хочу я это сделать на примере его разговора с немецким писателем Леоном Фейхтвангером, на который уже давно хотел обратить внимание читателей.
Напомню или поясню, что под уровнем культуры я понимаю не знания, как таковые, а умение самостоятельно использовать эти знания для выработки собственного решения. Но в данном случае, я хочу показать не это, а банальный уровень культуры Сталина – то, что толпа и считает культурой, - объем знаний, которым оперировал Сталин.
Ведь штука в том, что Сталин известен своими публичными текстами, а их неправильно считают убогими из-за их простоты, и даже противопоставляют в этом деле Сталину известного златоуста Троцкого. Но публичные тексты намеренно Сталиным упрощались до степени, когда они обязаны были быть понятны любому. У него не было времени писать или говорить только для умников. А с Фейхтвангером случай иной - тут Сталин говорил с интеллигентом, поэтому и речь его кардинально меняется.
Вот Фейхтвангер ведет разговор о роли литературы.
«Фейхтвангер. Если я Вас правильно понял, Вы также считаете, что писатель-художник больше апеллирует к инстинкту читателя, а не к его разуму.
Но тогда писатель-художник должен быть более реакционным, чем писатель научный, так как инстинкт более реакционен, чем разум. Как известно, Платон хотел удалить писателей из своего идеального государства.
Сталин. Нельзя играть на слове «инстинкт». Я говорил не только об инстинкте, но и о настроениях, о неосознанных настроениях масс. Это не то же, что инстинкт, это нечто большее. Кроме того, я не считаю инстинкты неизменными, неподвижными. Они меняются.
Сегодня народные массы хотят вести борьбу против угнетателей в религиозной форме, в форме религиозных войн. Так это было в XVII веке и ранее в Германии и Франции. Потом через некоторое время ведут борьбу против угнетателей более осознанную - например, французская революция.
У Платона была рабовладельческая психология. Рабовладельцы нуждались в писателях, но они превращали их в рабов (много писателей было продано в рабство - в истории тому достаточно примеров) или прогоняли их, когда писатели плохо обслуживали нужды рабовладельческого строя.
Что касается нового, советского общества, то здесь роль писателя огромна. Писатель тем ценнее, что он непосредственно, почти без всякого рефлекса отражает новые настроения масс. И если спросить, кто скорее отражает новые настроения и веяния, то это скорее делает художник, чем научный исследователь. Художник находится у самого истока, у самого котла новых настроений. Он может поэтому направить настроения в новую сторону, а научная литература приходит позже. Непонятно, почему писатель-художник должен быть консерватором или реакционером. Это неверно. Этого не оправдывает и история. Первые попытки атаковать феодальное общество ведутся художниками - Вольтер, Мольер раньше атаковали старое общество. Потом пришли энциклопедисты.
В Германии раньше были Гейне, Бьерне, потом пришли Маркс, Энгельс. Нельзя сказать, что роль всех писателей реакционна. Часть писателей может играть реакционную роль, защищая реакционные настроения.
Максим Горький отражал еще смутные революционные настроения и стремления рабочего класса задолго до того, как они вылились в революцию 1905 года.
Сначала бывают факты, потом их отображение в голове. Нельзя смешивать вопрос о мировоззрении писателя с его произведениями.
… Идеология всегда немного отстает от действительного развития, в том числе и литература. И Гегель говорил, что сова Минервы вылетает в сумерки.
Сначала бывают факты, потом их отображение в голове. Нельзя смешивать вопрос о мировоззрении писателя с его произведениями.
Вот, например, Гоголь и его «Мертвые души». Мировоззрение Гоголя было бесспорно реакционное. Он был мистиком. Он отнюдь не считал, что крепостное право должно пасть. Неверно представление, что Гоголь хотел бороться против крепостного права. Об этом говорит его переписка, полная весьма реакционных взглядов. А между тем, помимо его воли, гоголевские «Мертвые души» своей художественной правдой оказали огромное воздействие на целые поколения
революционной интеллигенции сороковых, пятидесятых, шестидесятых
годов».
Посмотрите на диапазон тем, вполне компетентно обсуждаемых Сталиным (помимо привычной ему темы классовой борьбы) – инстинкт и разум, реакционность и революционность, психология рабовладельцев и неосознанные настроения масс, факты и их отображения в голове. И диапазон задействованных примеров – от Платона, через Вольтера, Мольера, Гейне, Гегеля и Горького до частной переписки Гоголя.
Вы у нынешних руководителей подобный диапазон тем и авторов слышали?
А вот Фейхтвангер настойчиво (как и Баранов Лукашенко) предлагает Сталину вывести из употребления понятие «демократия».
«Фейхтвангер. Я боюсь, что употребление вами слова «демократия» - я вполне понимаю смысл вашей новой конституции и ее приветствую - не совсем удачно. На Западе 150 лет слово «демократия» понимается как формальная демократия. Не получается ли недоразумение из-за употребления Вами слова «демократия», которому за границей привыкли придавать определенный смысл. Все сводится к слову «демократия». Нельзя ли придумать другое слово?
Сталин. У нас не просто демократия, перенесенная из буржуазных стран. У нас демократия необычная, у нас есть добавка - слово «социалистическая» демократия. Это другое. Без этой добавки путаница будет. С этой добавкой понять можно. Вместе с тем мы не хотим отказываться от слова демократия, потому что мы в известном смысле являемся учениками, продолжателями европейских демократов, такими учениками, которые доказали недостаточность и уродливость формальной демократии и превратили формальную демократию в социалистическую демократию. Мы не хотим скрывать этот исторический факт.
Кроме того, мы не хотим отказываться от слова демократия еще и потому, что сейчас в капиталистическом мире разгорается борьба за остатки демократии против фашизма. В этих условиях мы не хотим отказываться от слова демократия, мы объединяем наш фронт борьбы с фронтом борьбы рабочих, крестьян, интеллигенции против фашизма за демократию. Сохраняя слово «демократия», мы протягиваем им руку и говорим им, что после победы над фашизмом и укрепления формальной демократии придется еще бороться за высшую форму демократии, за социалистическую демократию.
Фейхтвангер. Может быть, я как литератор придаю слишком много значения слову и связанным с ним ассоциациям. Мне кажется, что буржуазная критика, основывающаяся на неправильном понимании слова «демократия», приносит вред. Советский Союз создал столько нового, почему бы ему не создать нового слова и здесь?
Сталин. Вы неправы. Положительные стороны от сохранения слова демократия выше, чем недостатки, связанные с буржуазной критикой. Возьмите движение единого фронта во Франции, в Испании. Различные слои объединились для защиты жалких остатков демократии. Единый фронт против фашизма - есть фронт борьбы за демократию. Рабочие, крестьяне, интеллигенция спрашивают: как вы, советские люди, относитесь к нашей борьбе за демократию, правильна ли эта борьба? Мы говорим: «Правильно, боритесь за демократию, которая является низшей ступенью демократии. Мы вас поддерживаем, создав высшую стадию демократии - социалистическую демократию. Мы - наследники старых демократов - французских революционеров, германских революционеров, наследники не оставшиеся на месте, а поднявшие демократию на высшую ступень».
Что касается критиков, то им надо сказать, что демократия придумана не для маленьких групп литераторов, а создана для того, чтобы дать новому классу - буржуазии возможность борьбы против феодализма. Когда феодализм был побежден, рабочий класс захотел воспользоваться демократией, чтобы вести борьбу против буржуазии. Тут для буржуазии демократия стала опасной. Она была хороша для борьбы буржуазии с феодализмом, она стала плоха, когда рабочий класс стал пользоваться ею в борьбе против буржуазии.
Демократия стала опасна, выступил фашизм. Не напрасно некоторые группы буржуазии соглашаются на фашизм, ибо раньше демократия была полезна, а теперь стала опасна.
Демократизм создает рабочему классу возможность пользоваться различными правами для борьбы против буржуазии.
В этом суть демократии, которая создана не для того, чтобы литераторы могли чесать языки в печати…
Фейхтвангер. Именно потому, что демократия на Западе так уже выщерблена, плохо пахнет, надо было бы отказаться от этого слова.
Сталин. А как же Народный фронт дерется за демократию? А во Франции, в Испании - правительство Народного фронта - люди борются, кровь проливают, это - не за иллюзии, а за то, чтобы был парламент, была свобода забастовок, свобода печати, союзов для рабочих.
Если демократию не отождествлять с правом литераторов таскать друг друга за волосы в печати, а понимать ее как демократию для масс, то тут есть за что бороться.
Мы хотим держать Народный фронт с массами во Франции и др. странах. Мост к этому - демократия, так, как ее понимают массы.
Есть разница между Францией и Германией? Хотели бы германские рабочие иметь снова настоящий парламент, свободу союзов, слова, печати? Конечно, да. Кашен в парламенте, Тельман - в концентрационном лагере, во Франции могут рабочие бастовать, в Германии - нет и т.д.
Фейхтвангер. Теперь есть три понятия - фашизм, демократизм, социализм. Между социализмом и демократией есть разница.
Сталин. Мы не на острове. Мы, русские марксисты, учились демократизму у социалистов Запада - у Маркса, Энгельса, у Жореса, Геда, Бебеля. Если бы мы создали новое слово - это дало бы больше пищи критикам: русские, мол, отвергают демократию».
Еще раз обратите внимание на разнообразие доводов, используемых Сталиным для обоснования разумности использования понятия «демократия». А теперь обратите внимание, насколько это разнообразие доводов в идеологическом споре разумнее и благороднее тупого молчания белорусской официальной прессы даже не на злобную критику, которой тоже надо давать отпор, но и на доброжелательную.
Мне кажется, что Лукашенко не понимает, что век войны моторов окончился и давно уже начался век войн словами и деньгами.
Сталин значение войны слов понимал, правда, у него был выход – он мог заглушить враждебные слова.
«Фейхтвангер. В каких пределах возможна в советской литературе критика?
Сталин. Надо различать критику деловую и критику, имеющую целью вести пропаганду против советского строя.
Есть у нас, например, группа писателей, которые не согласны с нашей национальной политикой, с национальным равноправием. Они хотели бы покритиковать нашу национальную политику. Можно раз покритиковать. Но их цель не критика, а пропаганда против нашей политики равноправия наций. Мы не можем допустить пропаганду натравливания одной части населения на другую, одной нации на другую. Мы не можем допустить, чтобы постоянно напоминали, что русские были когда-то господствующей нацией.
Есть группа литераторов, которая не хочет, чтобы мы вели борьбу против фашистских элементов, а такие элементы у нас имеются. Дать право пропаганды за фашизм, против социализма - нецелесообразно.
Если элиминировать попытки пропаганды против политики советской власти, пропаганды фашизма и шовинизма, то писатель у нас пользуется самой широкой свободой, более широкой, чем где бы то ни было.
Критику деловую, которая вскрывает недостатки в целях их устранения, мы приветствуем. Мы, руководители, сами проводим и предоставляем самую широкую возможность любой такой критики всем писателям.
Но критика, которая хочет опрокинуть советский строй, не встречает у нас сочувствия. Есть у нас такой грех.
… До 1933 года мало кто из писателей верил в то, что крестьянский вопрос может быть разрешен на основе колхозов. Тогда критики было больше.
Факты убеждают. Победила установка советской власти на коллективизацию, которая сомкнула крестьянство с рабочим классом.
Проблема взаимоотношений рабочего класса и крестьянства была важнейшей и доставляла наибольшую заботу революционерам во всех странах.
Она казалась неразрешимой: крестьянство реакционно, связано с частной собственностью, тащит назад, рабочий класс идет вперед. Это противоречие не раз приводило к революции. Так погибла революция во Франции в 1871 году, так погибла революция в Германии. Не было контакта между рабочим классом и крестьянством.
Мы эту проблему успешно разрешили. Естественно, что после таких побед меньше почвы для критики. Может быть, не следовало добиваться этих успехов, чтобы было больше критики? Мы думаем иначе. Беда не так велика».
Заметьте, эта беседа шла 8 января 1937 года, и Сталин в числе первого примера идеологической борьбы приводит пример удушения болтовни националистических ублюдков против русского народа. Но это к слову.
А в этом отрывке опять хочу обратить внимание, на диапазон доводов и даже терминов, используемых Сталиным. Я, к примеру, не понял используемое Сталиным слово «элиминировать». Посмотрел в Викисловаре, а там дано определение: «книжн. удалять, исключать, устранять что-либо», - и, что интересно, далее следует просьба: «Для этого значения не указан пример употребления. Вы можете оказать помощь проекту, добавив пример употребления из литературного произведения или повседневного общения». То есть, Сталин в разговоре употребил в разговоре настолько редкое слово, что сегодня и словарь не может найти пример его применения. Но и не в этом дело.
Во времена Сталина еще возможно было уничтожить вражеское оружие – вражеское слово – молчанием. Сегодня, такой возможности, тем более, у Лукашенко нет. Для него один выход – искать бойцов пропагандисткой войны и воевать, а не отмалчиваться. Иначе все, что им сделано, в момент уничтожат те, на кого и указал А. Баранов – тупая белорусская интеллигенция и молодежь, развращенная российскими и западными СМИ. А вот этой пропагандистской войны в Белоруссии не видно. А то, что делает белорусский официоз, это, скорее, игра в поддавки.
И именно поэтому, сын Лукашенко, который, по идее, появился в кадре для поднятия имиджа самого Лукашенко, вызвал у меня отвращение.
Артем Сергеев, которого можно считать приемным сыном Сталина и который долго жил в его семье, вспоминал.
«Читал Сталин очень много. И всегда, когда мы виделись с ним, спрашивал, что я сейчас читаю и что думаю о прочитанном. У входа в его кабинет, я помню, прямо на полу лежала гора книг. Он смотрел книги, складывал некоторые в сторону — они шли в его библиотеку. Библиотека его хранилась в Кремле. Что с ней сейчас — не знаю.
В книгах делал пометки, читал почти всегда с карандашом в руках. Преобладали философские труды, наши классики. Любил он Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Лескова. Был в библиотеке Есенин, Маяковский, Пастернак, Булгаков. Его Сталин очень ценил и говорил: «Этот писатель смело показал, что герои были не только на стороне Красной армии. Герои — это те, кто любит свою родину больше жизни. А такие, к сожалению, воевали не только на нашей стороне». Вообще изучению русского языка и литературы Сталин уделял особое внимание. Говорил нам, зная о нашем выборе: «Вы будете военными. А какой предмет для военного самый главный?» Мы наперебой отвечали: математика, физика, физкультура. Он нам: «Нет. Русский язык и литература. Ты должен сказать так, чтобы тебя поняли. Надо сказать коротко, часто в чрезвычайных условиях боя. И сам ты должен понять сказанное тебе. Военному выражаться надо ясно и на письме, и на бумаге. Во время войны будет много ситуаций, с которыми в жизни ты не сталкивался. Тебе надо принять решение. А если ты много читал, у тебя в памяти уже будут ответ и подсказка, как себя вести и что делать. Литература тебе подскажет»».
Вот на это я хотел обратить внимание. Сталин готовил своих сыновей не на инаугурациях ошиваться, он их готовил командовать в предстоящих боях на фронте. Вот в этом разница.
И нам лучше было бы не знать, к чему готовит своего сына Лукашенко, чем увидеть, к чему он его на самом деле готовит.
Нет, Лукашенко еще не Сталин!
