(о страхе работать самодержцем)
История и историки
Поскольку население страны делится на народ и на совершенно отдельных от народа паразитов, которые в настоящее время составляют класс интеллигенции, то вождей имеют и те, и другие. И, разумеется, и те, и другие стремятся, чтобы именно их вожди находились у власти.
А как их отличить друг от друга – вождей этих? Это вопрос?
И возник этот вопрос у меня после того, как в начале 2020 года «прошелестело», что Кремль снял фильм «Союз Спасения», чтобы этим фильмом обгадить современную «невстроенную» оппозицию и митинги этой оппозиции, главным образом, понятное дело, Навального, – типа вот была уже Навальному аналогия в 1825 году – «декабристы»!
Я попробовал было найти и посмотреть это кино, но когда увидел, что оно идёт более двух часов, то мой энтузиазм тут же пропал, и я ограничился прослушиванием диалога Андрея Маркова, главного редактора проекта «Культура Достоинства», и историка-публициста Никиты Соколова.
Правда, это не тот «историк Соколов», который не сумел спрятать труп убитой им любовницы, но тоже «тот ещё» историк. Во-первых, этот Соколов «историк и публицист, журналисти, специалист по вопросам формирования общественного сознания[1]. Кандидат исторических наук. Заместитель исполнительного директора Президентского фонда Б.Н. Ельцина (Ельцин-центр) по научной работе». Во-вторых, как вам такое: «В мае 2015 года в интервью томскому журналисту Юлии Мучник Соколов заявил, что приговором Нюрнбергского трибунала Степан Бандера и члены ОУН(б) «были признаны жертвами нацизма»». Приговор Нюрнбергского трибунала, конечно, документ объёмный, но историк-то обязан был бы его прочитать или хотя бы просмотреть, прежде чем брякать такое!
Этот Соколов, похоже, и по декабристам имеет примерно такое же представление, как и по ОУН, но в целом диалог на Ютубе существенно короче фильма (35 минут), и не нудный, поскольку Соколов нещадно ругает этот кинофильм, в связи с чем диалог и получил название «Союз Спасения – большая подлость против зрителей (Научный разбор фильма)».
«Научный» – это тоже сильно сказано, поскольку, как я упомянул, Соколов имеет самые наивные представления о той эпохе и очень слабые представления о деталях того, что происходило. Единственное, с чём я безусловно согласен, так это с тем, что ни тех людей, ни те интересы сравнивать с сегодняшними людьми и интересами не то, что нельзя, – это просто глупо!
Вот я покажу это, сравнивая руководителей тогдашней и теперешней России, а для такого сравнения история с восстанием «декабристов» вполне годится.
Напомню, что Бенкендорф, фактически друг Николая I, был одним из активнейших участников подавления помянутого мятежа «декабристов» в 1825-1926 годах. И он подробно описал в воспоминаниях и что он видел, и что он делал в связи с этими событиями, и что нам важно – описал поведение настоящего вождя народа в условиях кризиса в России и личной опасности для жизни.
Мало этого, и сам Николай I писал воспоминания, но окончил их как раз на допросах декабристов – далее у императора просто не было времени или желания их писать. Кстати, и даже то, что писал Николай I, он сопроводил пояснением: «Я пишу не для света, – пишу для детей своих; желаю, чтоб до них дошло в настоящем виде то, чему был я свидетель».
И эти воспоминания двух действующих лиц того периода не противоречат друг другу.
Проблема династии
Надо сказать, что помянутый Соколов в интервью совершенно неправильно описал то, что тогда было, с позиции царствующей династии, поэтому, хотя семейная проблема императора в событиях декабря 1825 года и имеет второстепенное значение, но начну я с неё. То есть не с того, почему тогдашняя «интеллигенция» России, как и в 1991 году, не имея ни ума, ни способностей служить народу России, полезла Россию реформировать, – не с собственно революционеров-декабристов, – а с того, почему декабристы решили, что момент для переворота подходящий.
Итак, российский император Павел I (царствовал с 1796 по 1801 годы) ещё в ранге наследника престола натерпелся обид от своей матери – Екатерины II, – почему, взойдя на престол, принял обнародованный закон о престолонаследии, согласно которому трон переходил только и исключительно к старшему в роде мужчине (типа «хватит нам баб на престоле»). Сам же Павел имел 10 детей, из которых мужского пола были первые два и последние два (старшие братья младшим в отцы годились).
Первый сын – наследник престола – Александр (1777 года рождения), второй – Константин (1779), предпоследний – Николай (1796) и последний – Михаил (1798).
В 1801 году, в ходе заговора дворянства Павел I был убит и на трон был возведён Александр I, будущий «Благословенный». Важно то, что Александр I не имел наследников – две его дочери умерли при родах, есть мнение, что он вообще был бесплоден. Таким образом, Константину (следующему брату по старшинству) надо было быть готовым в любой момент стать императором, тем более, что и его отец (император Павел I) видел в этой роли именно его, Константина (если что-то случится с Александром).
В отличие от (на мой взгляд) внешне достаточно красивых Александра и Николая, Константин был весь в отца – курносый пруссак. И, как и полагается пруссаку, Константин был храбрым русским полевым генералом, начавшим своё непосредственное участие в войнах ещё офицером в войсках под командованием Суворова. Константин всегда рвался в бои, а в заграничном походе в 1814 году его корпус однажды выдержал удар самого Наполеона. После победы над Наполеоном, Константин с 1814 года был главнокомандующим армии присоединённой к России Польши, и командовал вообще всем войсками на территории Польши.
Так уж получилось, но Константин императором быть категорически не хотел сам, да и в глазах брата, Александра I, тоже был весьма сомнительным наследником. Ведь Константин тоже не имел детей, был разведён и женат вторым морганатическим браком на польской графине Грудзинской, не желающей менять католичество на православие, и вообще – Константин окружил себя поляками, к которым в России, не без оснований, всегда относились с подозрением.
И с 1819 года Александр I начинает вести с младшим братом Николаем, тогда имевшим статус «великого князя», разговоры, что, дескать, не Константину, а Николаю надо бы стать императором «в случае чего».
Сам Николай I об этом вспоминает так.
«Государь начал говорить, что он с радостью видит наше семейное блаженство (тогда был у нас один старший сын Александр, и жена моя была беременна старшей дочерью Мариею); что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости; что ни он, ни брат Константин Павлович не были воспитаны так, чтоб уметь ценить с молодости сие счастие; что последствия для обоих были, что ни один, ни другой не имели детей, которых бы признать могли, и что сие чувство самое для него тяжелое. Что он чувствует, что силы его ослабевают; что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов; что скоро он лишится потребных сил, чтоб по совести исполнять свой долг, как он его разумеет; и что потому он решился, ибо сие считает долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время. Что он неоднократно о том говорил брату Константину Павловичу, который, быв одних с ним почти лет, в тех же семейных обстоятельствах, притом имея природное отвращение к сему месту, решительно не хочет ему наследовать на престоле, тем более, что они оба видят в нас знак благодати божией, дарованного нам сына. Что поэтому мы должны знать наперед, что мы призываемся на сие достоинство.
Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскою, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной.
Тут я осмелился ему сказать, что я себя никогда на это не готовил и не чувствую в себе сил, ни духу на столь великое дело; что одна мысль, одно желание было – служить ему изо всей души, и сил, и разумения моего в кругу поручаемых мне должностей; что мысли мои даже дальше не достигают».
Надо упомянуть, что, судя по всему, при дворе и в среде военной и гражданской элиты в то время говорили только по-французски, поэтому по-русски Николай писал ещё «допушкинским языком», и нам его понять не просто. Тем не менее, понятно, что великого князя Николая вполне устраивало его положение «великого князя», командира гвардейской дивизии и главы инженерного ведомства, и он (при двух старших братьях) ни сном, ни духом и не думал, и не желал, и не готовился стать императором.
Сама мысль об этом Николая ужасала.
Ещё раз обращу внимание – у нас, что какой дебил ни напишет о власти, так все хором и утверждают, что «власти желают все», что это для всех власть – страшный соблазн. Но вот вам ещё пример – человеку предлагают власть императора России, а для него это ужас!
Из воспоминаний Николая I также следует, что поговорив с ним об этом предложении, и даже вспоминая впоследствии об этом, Александр I ни словом не обмолвился, что он уже предпринял и официальные шаги для передачи престола Николаю, а не Константину.
А 19 ноября 1825 года Александр I, не прожив, обещанные Николаю 10 лет, внезапно умирает в Таганроге. При приходе вести об этом в Петербург, Николай (единственный из братьев) находившийся в Петербурге, немедленно присягает в верности старшему брату Константину и требует, чтобы присягу Константину приняли все войска и вообще все в империи. (Интересно, что в этот момент заговорщики-декабристы для создания смуты ведут пропаганду – не признавать Константина императором и требовать возвести на престол Николая!)
Но оказывается, в 1823 году Константин письменно отрёкся от престола, мало этого, Александр I тайно, но всё же подписал манифест, утверждавший отречение Константина и утверждавший наследником престола Николая. Но, повторю, Александр никогда не говорил об этом Николаю! О желании Александра передать трон Николаю, знала и мать братьев (вдовствующая императрица), но и она ничего не знала о наличии официальных документов.
Александр I свой манифест и отречение Константина от престола сдал в Государственный Совет в запечатанном конверте с надписью: «Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия». Члены Госсовета отослали конверт для хранения в Москву, не думая, что он может потребоваться внезапно (умершему Александру I было едва 48 лет).
Но вот теперь при принятии присяги Константину по требованию Николая, Совет, помня о предупреждающей надписи на конверте – «раскрыть прежде всякого другого действия», – на всякий случай сам не спешил присягу принять, а послал в Москву за последней волей умершего императора. И когда уже все в России, кроме членов Государственного Совета, приняли присягу Константину, оказалось, что в конверте находится отречение Константина от престола и завещание Александр I, назначающего своим наследником Николая. На самом деле всё было ещё более запутанным, к примеру, приехавший из Варшавы брат Михаил уже знал решение Константина от него самого, и тоже не стал ему присягать, но сейчас интересно не это.
Закон превыше всего!
Главное, что Николай о наличии формальных документов о своём назначении (по-другому и не скажешь) на престол не знал!
И вот теперь оцените разницу между вождём народа, и вождями интеллигенции. Вожди народа – это частица народа, у них одна судьба и одна жизнь, посему, даже давая народу законы, вожди народа сами в первую очередь их исполняют – сами являются примером их исполнения. Законы для народа они считают законами и для себя!
Это ведь интеллигенция всегда считает себя отдельной от народа – ей наплевать на законы какого-то там русского народа! Нет, она боится наказания за их неисполнение, но интеллигенции на законы наплевать! Вы вспомните, в марте 1991 года народ СССР на референдуме проголосовал за единство Советского Союза. Это был закон! Да ещё и какой! Но ведь интеллигенции СССР и вождям этой сраной интеллигенции было, повторю, наплевать на этот закон и на весь народ!
Итак, члены Совета, прочитав манифест умершего императора, прибежали к Николаю, требуя от него взойти на престол, и собираясь присягать только ему. Но присяга – это закон, Николай уже присягнул и вместе с народом не имеет права изменить присяге. Что делать вождю народа? Плюнуть на присягу – на этот закон? Но это невозможно!
Бенкендорф сообщает:
««Если Вы признаете меня Вашим господином, – ответил им Николай, – так повинуйтесь моей воле. Я принес присягу моему брату, сделайте тоже самое». Совет попросил разрешения повидаться с императрицей-матерью для того, чтобы узнать от нее самой, какого мнения она придерживается по вопросу о наследовании престола в настоящем случае. …Она произнесла несколько слов по поводу утраты, понесенной недавно империей и ее материнским сердцем, затем она собрала все свои силы и сказала Совету: «Николай выполнил свой долг, он дал России великий пример того, что наследование престола не подлежит обсуждению, что оно предопределено самим богом по старшинству рождения. Я, как и он, признаю Константина государем. Далее. Константин выполнит свой долг, я в этом не сомневаюсь, но принцип должен быть подтвержден». Члены Совета были в восхищении, они были счастливы повиноваться столь достойно царствующей фамилии и направились в церковь для того, чтобы принести присягу императору Константину».
И Николай, и мать императоров хотели и ждали он Константина, чтобы тот публично освободил их от присяги. А из Варшавы вестей не поступало. И в ноябре-декабре 1825 года, 25 дней у России императором был император Константин I. Вернее, как бы был.
Ведь он и не собирался приезжать из Варшавы в столицу! И этим не оставил Николаю возможности отказаться от присяги ему так, чтобы это было понятно и народу.
«Великий князь Николай постоянно говорил об императоре с прежним уважением, с другой стороны, великий князь Михаил привез ему из Варшавы ясное подтверждение того, что великий князь Константин настаивает на своем отречении. В то же время Константин не чувствовал себя вправе опубликовать его в виде манифеста, пока он не принял корону», – сообщает Бенкендорф о том, что Константин явно «мутил воду», поскольку желание Константина взойти на престол, чтобы от престола потом отречься, и отказ Константина приезжать из Варшавы, по-иному трудно назвать.
Но зачем он «мутил воду», остаётся непонятным.
Сам Николай об этом пишет:
«Признаюсь, мне слова сии было тяжело слушать, и я в том винюсь; но я себя спрашивал, кто большую приносит из нас двух жертву: тот ли, который отвергал наследство отцовское под предлогом своей неспособности и который, раз на сие решившись, повторял только свою неизменную волю и остался в том положении, которое сам себе создал сходно всем своим желаниям, – или тот, который, вовсе не готовившийся на звание, на которое по порядку природы не имел никакого права, которому воля братняя была всегда тайной, и который неожиданно, в самое тяжелое время и в ужасных обстоятельствах должен был жертвовать всем, что ему было дорого, дабы покориться воле другого? Участь страшная, и смею думать и ныне, после 10 лет, что жертва моя была в моральном, в справедливом смысле гораздо тягче».
Бенкендорф передаёт неопределённость сложившейся ситуации: «Положение становилось все более критическим, великий князь Николай уже не мог более сомневаться, что он призван царствовать, в то же время его старший брат получил присягу его и всей империи и не хотел ничего сделать, чтобы освободить нацию от нее».
И 14 декабря 1825 года Николай, которому тогда не было ещё и 30 лет, решается и объявляет себя императором, посылая преданных себе генералов в войска для организации в войсках принятия присяги уже ему – уже императору Николаю I.
Техника проведения революции
Очень точная мысль поэта Харингтона в переводе Маршака: «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Мятеж декабристов назвать иначе не получилось.
14 декабря 1825 мятежники решили (и не без оснований), что лучшего момента для восстания уже не будет! И они подняли восстание как бы в защиту Константина, – мятежники-декабристы начали выводить на Сенатскую площадь отказавшиеся принимать присягу Николаю I гвардейские полки для штурма Зимнего дворца. О том, что они собираются уничтожить монархию, не догадывались даже многие поддержавшие их офицеры, выступавшие за то, чтобы императором был Константин, а солдат просто заставляли кричать: «Ура, Конституции!», – уверяя, что Конституция – это жена императора Константина.
Пара моментов по технике проведения переворотов.
Декабристов можно разделить на две части – одни полагали достаточным захватить царя и принудить его подписать конституцию России (эти заговорщики, кстати, на площадь и не вышли), а других декабристов можно безо всяких кавычек назвать гуманистами. Эти имели целью убить царя и всю его семью – исключить появление каких-либо наследников старого престола, и этим убийством царя исключить возникновение гражданской войны. Уничтожением царя и наследников, сохраняются жизни сотен тысяч граждан, которые погибли бы в ходе гражданской войны, поэтому такое убийство является гуманным актом заговорщиков по отношению к народу.
Ведь либералы, взяв власть в России в феврале 1917 года, не убили Николая II вместе с семьёй только потому, что тот отрёкся от престола по требованию всей армии – даже его родной дядя, великий князь Николай Николаевич – наместник на Кавказе, главнокомандующий Кавказской армией – потребовал от Николая II отречься. В России не было никого, кто хотел бы пролить не то, что свою, а и чужую кровь в защиту такого ничтожества у власти, каким был Николай II.
И не только в феврале, но и во всём 1917 году даже намёка на какую-либо гражданскую войну и близко не было, следовательно, не было ни малейшей опасности, что отрёкшийся император или кто-то из его семьи может стать знаменем какой-либо противоборствующей стороны в такой вероятной гражданской войне.
И исполнить этот долг перед народом – убить Николая II с семьёй, уничтожить знамя уже вспыхнувшей не по вине большевиков гражданской войны, пришлось большевикам. Да, это был акт, гуманный по отношению к народу, но, сами понимаете, не по отношению к царю и его семье. Им он гуманным не казался.
Второе, что надо правильно понимать, – это необходимость революционеров пролить кровь представителей старой власти. Поэт Н. Некрасов, правда, в несколько другом контексте, написал очень логичные строчки, бывшие девизом всех решительных революционеров России:
«За убежденье, за любовь...
Иди, и гибни безупрёчно.
Умрешь не даром, дело прочно,
Когда под ним струится кровь...»
Дело в том, что пока дело ограничивается революционной болтовнёй, то в случае поражения, революционеры имеют право рассчитывать на снисхождение от противника, посему и действуют нерешительно. Но если революционеры пролили кровь старой власти, то им уже не приходит ждать пощады от неё, в связи с чем они и за победу революции дерутся решительно и отчаянно.
Убить представителей старой власти – это «перейти Рубикон».
К примеру, в 1917 году тем же либеральным революционерам, свергнувшим Николая II, в Петрограде никто не оказывал сопротивления ввиду отречения не просто царя, а никому не нужного царя. У либералов не было объяснимого повода убить царя и его родственников, чтобы пролить кровь и этой кровью сплотить всех вокруг себя сторонников. А убить кого-то надо было!
Поэтому за царя расплатились полицейские Петрограда. Уже в первый день буржуазной революции, 28 февраля 1917 года, в Петрограде, прямо у здания Государственной Думы, в котором и заседало Временное правительство, около трех часов дня либеральными революционерами были расстреляны 14 полицейских. А всего в Петрограде либеральные революционеры убили и ранили 1443 полицейских, это был практически каждый четвертый полицейский тогдашней столицы России. Трупы полицейских складывали штабелями на льду замерзшей Невы, и не для того, чтобы напугать оставшихся полицейских. А для того, чтобы напоминать самим революционерам, что пути назад для них уже нет.
Можете вспомнить и революционеров 1993 года, в данном случае, сторонников Ельцина – ельциноидов. Напомню, что Ельцин был председателем Верховного Совета РСФСР, этот Совет под его председательством переделал Конституцию РСФСР: ввел в управление страной пост президента и изменил все положения под этот пост. Но существовала опасность, что Ельцина не изберут президентом и тогда он лично и его кукловоды потеряют власть. На этот случай в Конституцию России было введено положение о том, что президент России немедленно теряет свой пост и перестает быть президентом, как только он попытается распустить Верховный Совет (напомню, который тогда был под председательством Ельцина).
Но Ельцин стал президентом, а Верховный Совет не давал ему предавать Россию так быстро, как этот мерзавец хотел. И в октябре 1993 года Ельцин подписывает указ о роспуске Верховного Совета, в связи с чем Ельцин по им же изменённой Конституции сразу же перестал быть президентом – ни одна его команда не имела силы, любое исполнение их было преступлением. То есть Ельцин и его сторонники были полным аналогом и либералов в феврале 1917 года, и декабристов в 1825 году.
Но в октябре 1993 года, ввиду предательства народа интеллигенцией, захватившей СМИ, у революционеров-ельциноидов не было необходимости проливать кровь, – не было проблем задушить блокадой противостоящих преступнику-Ельцину депутатов Верховного Совета.
И, тем не менее, логика революции крови требовала для сплочения ельцинских революционеров вокруг Ельцина, и в результате были подогнаны танки, спецназ, просто бандиты, которые убили полторы тысячи защитников Конституции и этой кровью навсегда связали продажную российскую интеллигенцию с государственным преступником Ельциным.
Причём, это было повторением событий в Литве в январе 1991 года, когда при попытке освободить телебашню в Вильнюсе от местных революционеров, местные революционеры сами убили офицера советского спецподразделения «Альфа», а попутно и 13 своих сторонников. Будущий министр обороны Литвы, а тогда активный вождь литовских революционеров, Аудрюс Буткявичюс, в 1997 году похвастался английским журналистам о том, что в январе 1991 года в толпу, окружавшую телебашню – в самих революционеров, – стреляли его революционные боевики.
Точно так же действовали и декабристы в 1825 году – и им нужна была кровь, чтобы намертво привязать солдат к мятежникам. А поскольку солдаты даже по приказу офицеров не решались её пролить, то это пришлось делать самим заговорщикам на глазах солдат.
Бенкендорф вспоминает.
«В лейб-гвардии Московском полку храбрый генерал Шеншин, недавно торжественно назначенный бригадиром, встретился с большими беспорядками, солдаты, хотя и были одеты, отказались выстроиться во дворе казарм. Тем временем, когда несколько рот повиновались его голосу, командир одной из рот князь Щепин-Ростовский приблизился к нему с саблей в руке и нанес ему несколько ранений в голову, от которых он упал на землю без сознания. Заметив командира полка генерала Фридерикса, он побежал также и к нему, и перед полком ударил его саблей, крича клятвопреступникам, что они будут прокляты и провозглашая Константина единственным законным государем».
«…генерал Милорадович, прислушиваясь только к голосу своей храбрости и рассчитывая на свою популярность, вскочил на лошадь и бросился к Сенату, чтобы самому встретиться с бунтовщиками. При его появлении солдаты построились, он начал их убеждать и заставил заволноваться. В это время несчастный Каховский выстрелил из пистолета и попал ему в живот, а адъютант Благословенного (Александра I) князь Оболенский вырвал у солдата ружье и нанес ему удар штыком, крикнув, что это предатель. Войска поверили и храбрец всей Русской Армии, который обожал солдат, а солдаты всегда любили его, повернул лошадь и упал на землю в нескольких шагах оттуда перед казармами конногвардейцев, которые в этот самый момент под командованием моим и генерала Орлова спешно седлали лошадей и строились».
«…Полковник гренадерского корпуса Стюрлер был убит тем же Каховским, который убил и графа Милорадовича. С каждой минутой опасность нарастала, толпа напирала со всех сторон, рабочие, собравшиеся на старых сооружениях Исаакиевского собора, бросали в нас камнями и палками…»
Я привожу эти строки, чтобы было понятно, что реально угрожало императору Николаю I и его семье, и чтобы было понятно, что лиц, готовых их лично убить, в числе заговорщиков было предостаточно.
Тем не менее, поведение вождя народа – Николая I – в условиях непосредственной опасности для жизни разительно отличалось от описанного поведения будущих вождей интеллигенции. Но об этом в окончании.
(окончание следует)
Ю.И. МУХИН
